Там хозяйничали лишь две тетки, остальные столы были пусты. Женщины как раз заканчивали выяснять, кто у кого позаимствовал безмен и не отдал, и тут из-за развешанного постиранного белья, как премьер из-за кулис, предстал Денискин. Дамы немедленно замолчали и единым фронтом поинтересовались, кто такой и что надо. Обаятельно улыбаясь, он предъявил удостоверение, подождал, пока уляжется понятный первичный переполох, и объяснил:
– Я по поводу вашей бывшей соседки, Маргариты Кузьминичны.
Тут одна, тощая, темноволосая, с сильной сединой, заявила с сарказмом и претензией:
– Долго же вы раскачивались!
Вторая, покрупнее, побелее и посимпатичнее, тотчас же заворковала:
– Что ж ты сразу. Может, случилось что, – и спросила уже у сержанта: – Что-то случилось?
Денискин поспешил успокоить:
– Что вы, что вы! Ровным счетом ничего. Просто возникла необходимость выяснить мнение об этой гражданке у уважаемых людей. Вы же общались с ней, по-соседски.
Обе сказали одновременно. Тощая:
– Еще чего!
Полная:
– Ну а как же.
– Хорошо. Поведайте, пожалуйста, свои соседские наблюдения.
Полная решила уточнить:
– А вам какие надо – хорошие или плохие?
– И те и другие. Простите, ваши имена-отчества?
Тощую величали Вероникой Ивановной, полненькую – Ниной Николаевной, и презабавная вещь, они оказались сестрами. В точности, как Наталья с Маргаритой, совершенно не похожими друг на друга.
Денискин решил уточнить регламент:
– Начнем с критики? Или с описания положительных качеств?
– Это как будет угодно, – разрешила тощая черная Вероника, – в любом случае когда прозвучит правда, Нинуся вмешается и выступит адвокатом.
– Тогда давайте дуэтом?
Пухлая Нинуся начинала петь дифирамбы, желчная Вероника добавляла свои соображения, в результате получался противоречивый портрет.
Нинуся Николаевна утверждала, что Маргарита жила тихо, вела себя прилично («при свидетелях», присовокупила Вероника). График дежурств по уборке соблюдала честно, даже порой прибиралась вне очереди (чернющая сестрица дополнила: «А для того, чтобы, случись что, припомнить публике этот свой альтруизм»), была исключительно вежливой (Вероника Ивановна и тут нашлась: «До приторности, ибо меры и вкуса не имела ни в чем»).
Андрюха понял, что пришла пора отделить мух от котлет, и вечно недовольную – от довольной всем. Поэтому, когда первичный поток информации иссяк, он улучил момент и спросил:
– Назрел вопрос очень сложный, деликатный, без тонкости и наблюдательности неразрешимый.
Желчная Вероника тотчас приказала:
– Ближе к делу.
– На ваш искушенный взгляд, все ли было в ней… ну исправно, что ли.
Нинуся сказала:
– Все.
Вероника:
– Ничего.
Денискин решил обратиться к Вероникиной критике:
– Вот вы говорите – не исправно.
– Абсолютно.
– В чем же это проявлялось?
Вероника, пошарив на кухонной полке, вынула и закурила крепкую папиросищу, куда толще, чем она сама. Собравшись с мыслями, выдала заключение ожидаемое и краткое:
– Насквозь фальшивая, лицемерная и двоедушная.
Нинуся ужаснулась:
– Как не стыдно, Верочка!
Та немедленно заткнула ее:
– Мне-то чего стыдиться?
Шокированная Нинуся поджала пухлые трясущиеся губки. Андрюха попросил пояснений:
– Вы не могли бы поподробнее, Вероника Ивановна?
– Охотно, – заявила она, – ничего нового я не скажу. Все как всегда: приезжает Москву покорять некая матрешка из провинции. Прямо на вокзале навертит на себя, как верблюд, жженный перманент под каракуль на голове построит, на всю зарплату сапоги оторвет и прет по Горького, в витрины смотрит и похрюкивает, свинья на каблуках.
Слушая словесный фельетон, Денискин кивал и восхищался: «А тетка-то ходячий «Крокодил». Тетка становилась все разговорчивее:
– Но это просто смешно и не страшно. Есть иная язва в сознании, куда более опасное явление. Приезжает с одним узлом, с косой да в платочке…
Андрюха насторожился.
– …Получает комнатку, устраивается на скромную, чистенькую работу. Ходит такая тихая как мышка, пять рабочих дней, с такого-то часу по такой-то – примерная советская труженица. Между тем душок начинает распространяться.
– Что за душок?
– А вот так же. То какой-нибудь глупый торшер припрет, а то и бутылочки из-под заграничного пойла. Или, вот – сверху костюмчик «Большевичка», а на шейке платок. Пустячная разноцветная дрянь, зато мейд-ин-ненаше.
«Дались им эти платки», – подумал Андрюха.
Добрая Нинуся вставила умиротворяюще:
– Что ж плохого-то, если платочек красивый.
Но сестра была непреклонна:
– Дело не в платках, а в том, что двусмысленность и фига в кармане! Сплошное двойное дно. Понимаете?
После общения с Завериным Андрюхе все было ясно относительно внешне исправной Маргариты, но разбирала не то злость, не то злорадство – хотелось, чтобы эта московская интеллигентка произнесла-таки это слово. Прямо, без обиняков, осквернив свой непорочный язык. И потому Андрюха грустно признался:
– Ничего-то я не понимаю.
Вероника несколько секунд посверлила его взглядом, но ему не привыкать изображать на лице совершенное простодушное выражение. И тетка приказала:
– Нинуся!
– Да, Верочка.
– Долго варежкой торговать собираешься? Надо представителя власти хотя бы чаем попотчевать. Сходи к нам, принеси, у меня остался индийский со слоном. Ты помнишь где?
– Да, помню. – Нинуся подалась прочь.
Когда ее шаги стали совсем неслышны, лишь тогда Вероника объяснилась напрямую:
– Не хочу, чтобы она вмешивалась. Она на Маргариту надышаться не могла, а ведь она дрянь, каких мало. Утром и днем – примерный библиотекарь, а с вечера до утра – шалава шалавой.
– Вы имеете в виду…
– Послушайте, перестаньте ходить вокруг да около! – возмутилась Вероника. – Не стройте из себя институтку, прекрасно понимаете, что я имею в виду! Более того, свято недоумеваю, как вы… ну то есть ваши коллеги, конечно, как ее допускали работать с порядочными людьми, более того, с детьми! Ее пожизненно надо было на учет в кожвен ставить!
– Вы имеете в виду…
– Опять вокруг да около?! Ничего я не имею в виду, я говорю прямо: ша-ла-ва! Или у вас на торфяных болотах таких женщин нет?
– Почему ж, есть, – признал Андрюха. – Не такие, но есть.
– Везде они такие, одинаковые, – заявила правдорубка, – в опорках или с дипломами – суть одна, гнилая.
Порядком надоела эта дева-обличительница, и Денискин жестко спросил:
– На каком основании вы делаете такие серьезные заявления?
Он наивно полагал, что сейчас она смутится и заблеет, но не на таковскую напал. Желчная Вероника прямо заявила:
– Самолично видела эту мимозу стыдливую в компании таких же «коллег». Носились туда-сюда по подземному переходу от вашего брата. Патруль едет по той стороне Горького – девки всем табуном вниз по подземному переходу на другую сторону, ваши развернутся – эти снова в подземку.
Андрюха, представив картину, не сдержался, хрюкнул.
– Вот-вот, – подтвердила она, – смешно представить. Или, скажете, физкультуркой занимались на ночь глядя, на каблуках, юбки в облипку?
– Не скажу, – утешил Денискин, – а сюда кто-нибудь… ну, из клиентуры, приходил?
– Ни-за-что, – отчеканила