– Что ты сказал? – помедлив, переспросил Заверин.
Нет, никаких фиг в карманах. Сидит сонный пьяненький деревенский дурачок, бормочет себе:
– Я-то как подумал: если бы, скажем, моя жена пропала или сестра – это одно дело, а тут чего бегать-то?
Заверин резко поднялся, наверное, ему показалось, что разогнулся, как пружина, на деле же покачнулся, как обычный пьяница, и, чтобы не упасть, оперся о стол. И принялся прямо руками сгребать оставшуюся посуду, объедки, окурки:
– Все, все в помойку…
Андрюха остановил:
– Иди спать, я приберусь.
– Охота тебе, – пробормотал хозяин, но ушел, хватаясь за стены.
Андрюха принялся заканчивать уборку. Голову по-прежнему распирало от мыслей, но думать было лень. Неужто больше всех ему надо? Ему до этого вообще никакого дела не было. Главное – не забыть, что как завтра появится Яковлев, командировку отметить, а то суточных не видать. И немедленно сматывать удочки. А с Натальей уж как-нибудь разберется, что ему, переночевать негде?
Андрюха спохватился, глянул на ходики. Так, вот уж четверть часа, как ушел Олег, и куда запропал? Он прислушался: вода текла равномерно, как если бы под ней никто не мылся. Денискин, несколько переполошившись, подошел и дернул дверь ванной на себя. Но она была не заперта и чуть не стукнула его по лбу.
Заверин сидел в крошечной ванне, прямо в трико и майке, и вода лилась ему на выставленный затылок. Андрюха похолодел и покрылся испариной, точь-в-точь как ледяной кран. Он его завернул, осторожно потряс Заверина за плечо. Тот дернул руками, очнулся, и Денискин облился потом: у того в правой руке была опасная бритва.
– Тихо, тихо, дорогой, не надо так уж… – Андрюха, бормоча разного рода утешительную чушь, изъял колюще-режущую штуку, потом принялся вытаскивать из ванны хозяина.
Это было непросто: вроде бы тощий, но оказался отменно тяжелым, к тому же висел на руках, как мешок. Казалось, он уже был в бессознательном состоянии, но, когда Денискин потащил его руку себе на плечи, зашипел и выругался. Слева по груди под мышку у него шел глубоченный, как овраг, шрам.
В комнате уже были приготовлены спальные места, одно на диване, другое на кушетке. Все свежее, выстиранное, пусть и не глаженное, а застлано так, что ни морщинки. Денискин вытряхнул хозяина из трико и майки, потащил было на диван, но Олег, ни слова ни говоря, завалился на кушетку и тотчас отключился.
Андрюха заставил себя вернуться в ванную, принялся начищать зубы пальцем и остатками порошка, который нашел в зеркальном шкафчике. Вот, видно, что в доме мужик, все заляпано пальцами – то ли хозяину по пьянке не удавалось ухватиться за ручку, то ли просто лень протирать. И на полке за зеркалом все-все было только мужское – помазок, бритва, немытый стакан с засохшим обмылком, одеколон во флаконе, сделанном в виде олимпийского мишки, щербатый гребень.
Сиротливо жалась в углу красивая, синего цвета с мраморными прожилками коробка, запаянная в нетронутый целлофан. По английскому языку у Денискина была твердая единица, но буквы он разобрал: «Климат»[5].
Не взяла жена шлюхин подарок.
Он пробрался в комнату, рухнул на диван и немедленно заснул.
…Вот ведь, казалось, что только глаза прикрыл – и уже будят. Несмотря на то, что проспали всего-то несколько часов, Заверин был свеж, до синевы выбрит, смотрел ясно и распространял исключительно цивилизованные ароматы. На стуле рядом с диваном имелись чистая рубашка, пиджак и прочее, кроме брюк. Олег пояснил:
– Мои тебе длинны, так что походишь в своих шароварах, а пиджак как раз. Хороший пиджак, подо что угодно подойдет. Упаковывайся и айда завтракать.
Ввечеру в сумерках Андрюха не разглядывал обстановку, теперь смотрел с интересом.
Была у Олега жена, и совсем недавно. Вот зеркальная горка, на которой еще не успела скопиться «холостяцкая» пыль, была практически пуста. Не было ценной посуды, остались лишь грошовые стеклянные рюмки с фальшивой золотой каймой, несколько щербатых тарелок, графин, внутри которого покоилась некая дохлятина, скорее всего, муха.
Книги были самые бросовые – Большая советская энциклопедия, несколько книжек из серии «Советский детектив» и «Библиотеки «Дружбы народов», и «Женщина в белом», в нагрузку за сданную макулатуру.
На удивление, лежал тут и толстый бархатный фотоальбом, вещь сугубо семейная. Но когда Денискин, любопытствуя, засунул в него нос, выяснилось, что и там теперь все наполовину – только фото Олега.
Картинки были примечательные: Заверин в форме ВДВ, то есть в тельнике, голубом берете на тогда еще густых кудрях, при наградах, в обнимку с не менее боевым, хоть и не таким высоким и спортивненьким парнем, чья круглая физиономия тоже казалась знакомой. Надо же, оказывается, Заверин умеет не только скалиться, но и улыбаться в состоянии, и зря этого не делает. А вот Олег уже в цивильной одежде, на кафедре, что-то вещающий в микрофон – это, надо полагать, защита диплома. Еще одно фото, вынутое из уголков, просто вложено в альбом. Это был портрет, снятый явно в ателье, причем роскошно. Хорошее фото, хорошее было у Олега лицо. И китель отменный, да еще и с капитанскими погонами. А уж выражение – ну хоть в кино про следователей снимай. Андрюха, перевернув карточку, прочел на белой стороне строчки, выведенные убористым, но при этом четким почерком:
Я другом ей не был, я мужем ей не был,
Я только ходил по следам.
И лишь с оборотной стороны стали видны два чуть заметных прокола в глазах на фотографии. Их совершенно точно пытались выровнять, загладить, поэтому с лицевой стороны их мудрено было разглядеть.
Тут с кухни позвал хозяин:
– Ты где там?
Андрей убрал альбом, уложил, как было, отправился сперва в ванную, умылся, потом отправился питаться. Накладывая ему в тарелку яичницу с помидорами, Олег поведал:
– Жахнули знатно, а ощущаю себя свежим огурцом. Вот что значит хорошая компания и закуска. Ты молодец, готовить умеешь.
– Привычный я.
– Не, я не силен по щам-борщам, мой потолок – куриный суп.
Некоторое время заправлялись, болтая о том о сем, потом Заверин, промокая остатки хлебом, спросил:
– Ты сразу на вокзал, домой?
Денискин, жуя, напомнил:
– Не-а, еще командировку отметить. На вокзал съезжу за вещами, а там видно будет.
– А что кататься попусту? Оставайся, сразу к одиннадцати в отделение сходишь, отметишь бумажки – и свободен.
– В общем, да. Просто еще кое-что…
Заверин, подмигнув, разрешил:
– Вольно, не скрипи мозгами. Я тебе не начальник, мне никакой разницы. Передумал