Юта неправильно уловил смысл:
– Понял. Значит, сделаем тебя его женой. Займет чуть больше двух дней, но я найду способ.
– И женой не хочу! – еще раздраженнее отозвалась я. – В него вообще Катрина влюблена, а она меня недавно выручила! Расплачется еще, благодетельница моя, некрасиво получится. И челюсть мне свернуть у нее рука снова не дрогнет.
Князь зла перевел озадаченный взгляд на меня и переспросил:
– Та самая? Красивая и смелая девчонка, драконьей крови в ней много, породистая. Ты из-за нее, что ли? Тетенька, ну что ты как маленькая? Займусь ею – глазом не успеешь моргнуть, как она начнет сохнуть по мне, пока до конца не высохнет. Тебе дорога освободится.
Да что он несет? Что это за методы такие? Разобьет бедной девушке сердце просто для того, чтобы она у меня под ногами не путалась? А в том, что у Юмина это получится, сомнений не возникало – даже в этом обличье, даже без применения приворотных заклинаний. Распрекраснейший милорд Эллес на его фоне почему-то меркнет, будто бы напрочь лишен харизмы.
Я легла на подушку, повернулась на бок и накрылась одеялом. Пробурчала:
– Не надо. Я тебя в свою личную жизнь не приглашала, обойдусь. И лекарь прописал мне для выздоровления сон – не только же тебе постоянно отсыпаться.
Юта встал и некоторое время молчал, нависая над кроватью. Затем очень тихо спросил:
– Настя, ты ведь понимаешь, что симпатия ко мне – это самая большая ошибка, которую вообще можно допустить?
Пришлось посмотреть в глаза фальшивого светло-голубого цвета, чтобы он воспринял мои слова всерьез:
– Ты – не центр вселенной, Юмин Тахарион. Я отказываюсь не потому, что у меня чувства к тебе, а потому что нет чувств к нему. Вы здесь приучены мыслить по-другому – мол, если чистокровный дракон обратил на девушку внимание, то она обязана быть на седьмом небе от счастья. А у нас было не так. Ты или любишь, или нет, третьего не дано. Я ведь однажды чуть не вышла замуж! Да-да, на полном серьезе. Но за несколько дней до свадьбы все отменила – по той же самой причине. Нельзя искать в любви выгоду, это искажение самой сути любви. Но знаешь, что меня бесит больше всего? Что на меня все давят! И ты тоже бьешь в ту же больную точку, как мое злосчастное правительство!
Он будто растерялся:
– Я… Я не собирался тебя заставлять, просто пытаюсь найти вариант, при котором ты проживешь беззаботную жизнь. Это не столько нужно тебе, сколько мне.
– Но я не Аделиз! – выкрикнула я со злостью. – С чего ты вообще такое взял? Я – не она, мне ты ничего не должен. Да и ей – очень сомнительно. Очнись уже, даже если она вернется, то уже совсем другим человеком с другим характером – вдруг в следующей жизни она станет маньячкой-детоубийцей? Ты в любом случае собираешься вернуть долг не тому человеку, который тебе помог! Юта, тебя так долго ломали, ты видел столько темноты и зла, что готов боготворить каждого, кто тебе хоть доброе слово сказал. Они об этом забудут, но ты будешь помнить хоть десять тысяч лет. Если бы в этом мире водились психиатры, то ты стал бы их первым клиентом, это же классический маниакальный психоз!
Юмин терпеливо выслушал мой монолог и просто уточнил:
– Все эти визги означают, что мы больше не друзья?
Я тяжело вздохнула и признала:
– Не знаю, Юта, не знаю. Я многим тебе обязана, правда. Но все, что ты делаешь для меня, – на самом деле ты делаешь для нее. Ни я, ни она этого от тебя не требовали.
Он смерил меня равнодушным взглядом и без каких-либо эмоций произнес:
– Тогда спи. Я за несколько столетий не придумал ничего интереснее сна. Из твоей истерики я понял только одно – на тебя не надо давить, пока ты сама не созреешь. Тогда зрей, но раз уж я все равно в академии, буду каждые пару дней давать тебе свою силу – мой вклад в нашу закончившуюся дружбу, а не маниакальный психоз. Что бы последнее ни значило.
Он тронул указательным пальцем мой лоб, после чего я сразу ощутила себя сильнее. Смотрела ему в спину, пока он не покинул комнату выздоровления. Нет, я не переборщила, мы с ним еще долго будем конфликтовать по поводу установки границ. И совершенно непонятно, к чему в итоге придем.
Глава 24
Первое, что я сделала после выписки, – активировала артефакт связи. Почитала стенания о трагедии всего Исагона: каждый попаданец – это сокровище, Егор совершил непоправимую ошибку, но все должно было закончиться его высылкой из Гонты. Завершалось письмо обвинениями в мой адрес. Как я такое допустила? Могла же просто не пойти на экзамен и уступить место более одаренным товарищам! Зачем вообще провоцировала острую конкурентную борьбу? Я написала: «Виновата, простите, рыдаю вместе с вами». Не то чтобы на более длинный ответ у меня не нашлось бы слов, но букв-то теперь не хватало, а я удачно обошлась без них.
Попаданцы в группе, судя по всему, разделились на два лагеря: тех, кому Егор уже давно стоял поперек горла, а уж тут сам напросился, и тех, кто очень сильно переживал о потере заводилы. Но примиряла их единая мысль: я все еще в академии и остаюсь первой претенденткой на вылет, остальные могут пока дышать спокойно. Дескать, не будь Егор настолько глуп и не вмешайся в естественный ход вещей, я наверняка бы с экзамена и вернулась последней! Мы точно соотечественники, а не змеиное гнездо?
С другой стороны аудитории, как обычно, звучало лишь высокомерное фырканье. Местным было глубоко безразлично, кого из нас вышвырнут следующим. Только Катрина не сводила с меня прищуренных глаз и гневно грызла палочку для письма.
То есть все вернулось на круги своя, я не ликовала в слух, но в груди бурлила радость. Четвертый месяц обучения! Меня пытались, но все еще не убили. Вряд ли в этом классе еще остались настолько же невменяемые персонажи. Управление Исы введено в заблуждение и на некоторое время оставит меня в покое – главное, время от времени слать им какие-то сообщения, далекие от реальности. Да и потом их длинные руки до меня уже не