— Не сделай ты этого, сидел в яме, или гнил бы в земле, — подбодрил украинца. — Считай, что отомстил за смерть Андрия.
— У меня же не было выбора? — поднял на меня умоляющие глаза Саленко.
— Не было, — после него минут пять поговорил с Адой. Девушка держалась хорошо, ей предоставили отдельную комнату и подселили женщину. Надо будет увеличить обещанную плату Исаилу, его уважительное отношение к Аде меня тронуло.
— Какие они, соплеменники Этаби? — Ада волновалась о будущем.
— Ненормальные, но более благородные и честные, иногда даже наивные. Тебе понравятся, — успокоил жену, хотя сомневался в своих словах. Вряд ли ей понравится местная женская мода ходить с закутанной головой и скрывая половину лица.
Квартал ремесленников обыскали утром второго дня, хетты немного благоволили ремесленникам и здесь вели себя адекватнее. Ада и Саленко вовремя успели погрузиться в чаны с ячменём, и обыск ничего не дал. А после того как Исаил угостил хеттов своим отборным пивом и дал навынос пару бурдюков, старший из хеттов заверил, что к ним больше не придут.
Это я услышал на второй день в обед, когда снова навестил ремесленников. Исаил настолько осмелел, что велел накрыть стол снаружи, но я воспротивился. В этот раз моя интуиция не подвела — небольшой отряд хеттов появился так быстро, что Ада и Саленко едва успели спрятаться. Проведя поверхностный осмотр, командир группы прояснил истинную цель: они хотели пива. Погрустнев, Исаил распорядился наполнить шесть бурдюков, что хетты принесли с собой.
Уже собираясь уходить, хетт обратил внимание на меня и Ахбухча, моего неизменного спутника. Говорил в основном мой товарищ, старательно перемежая сангарские и хеттские слова. Я ограничился несколькими короткими ответами, на вопрос из какого я народа, коротко ответив «эламит». Этот народ обитал восточнее сангаров и касситов, контакты с хеттами являлись минимальными.
— И до эламитов дойдём после хурре, — приняв на грудь два кубка, хетт не скрывал, что в скором времени война.
— На всё воля Тешуба и Ашшура, — я изобразил поклон.
— В костёр Ашшура, — пьяно икнув, хетт тронул поводья лошади.
— В пекло Тешуба, — еле слышно отозвался Исаил, с ненавистью глядя в спину хетта. Я и забыл, что Ашшур для эсоров был самым почитаемым богом.
— Исаил, — я привлёк внимание гончара, — если бы тебе пришлось уходить из города, а через ворота ты не можешь, что бы ты сделал?
— Через стену и ров, нужна длинная верёвка, —мгновенно отозвался гончар, всё ещё осыпая проклятиями ускакавшего хетта. Вытащив две монеты по пять сиклей, после раздумья добавил третью и положил в ладонь эсора:
— А теперь расскажи подробнее, для чего верёвка и как ты пройдёшь мимо стражи на стене.
Глава 28
По мере рассказа Исаила вырисовывалась картина далеко не радужная для хеттов, уверенных в неприступности своего города и контроле за периметром. Эсоры, а точнее, подпольная структура Инлала, давно заприметила один участок на стене, который не просматривался с башен. Крепостная стена вокруг Хаттуша состояла из каменной кладки и глиняного вала. Вал высотой в девять метров образовывал прямой угол со рвом, делая его неприступным.
Такая странная комбинация была продиктована экономией каменных блоков, из которых состояло лишь две стороны города. Северная и западная, как наименее опасные, не стали класть из камней. Восточная и южная стороны, обращённые к землям хурритов, состояли из камня. Стена местами достигала высоты в двенадцать метров. Сторожевые башни располагались через сто метров, но на валу с северной стороны их было всего две.
Не знаю, чем именно руководствовались строители, решив ограничиться всего парой башен на северной стороне, но именно здесь Исаил и его люди нашли слабое место. На самой верхушке вала росло дерево, его мощные ветви частично простирались внутрь города, частично нависали над землёй снаружи.
— Мы закидываем верёвку, один поднимается и потом помогает другим, — Исаил провёл меня к валу и подробно описал процесс. Я без труда вскарабкаюсь наверх и смогу подтянуть Саленко и Аду. И спуститься можно таким же образом, используя мощные ветви наружу от стены. Единственное, что напрягало — придётся обходить весь город по периметру, чтобы соединиться с Этаби у восточных ворот. Но это был единственный вариант максимально безопасный и быстрый, активность поисков не стихала уже третий день.
— Исаил, завтра ночью мы уйдём, поможешь?
— Помогу, — отозвался гончар, пожимая протянутую руку. Вернувшись на рынок, собрал своих людей.
— Ближе к вечеру надо выйти из города, — Самум встрепенулся и возразил, что на ночь нет смысла уходить, далеко всё равно не успеем пройти.
— А мы и не будем, — подождав пока стихнут разговоры, продолжил:
— Мы переночуем за городом, вместе с нашими всадниками, чтобы с первыми лучами солнца отправиться домой. Я так решил, — пришлось несколько повысить голос, чтобы удивлённые восклицания прекратились. У нас ещё оставались нераспроданные товары, но этим можно было поступиться во имя высшей цели. Предупредил «караванщиков», что во время выхода из города, хетты проведут тотальный обыск.
— Что бы они ни говорили, молчите. Не дайте им возможности задержать караван или кого-нибудь из вас. Если кто поддастся гневу, будет отвечать передо мной и Шутарной, — пригрозил недовольным хурритам. — Мне нужны три воина, что останутся со мной, мы присоединимся к каравану ночью.
Желающих было слишком много, отобрал Ахбухча и Берди, к которым уже привык. Третьим стал воин по имени Мартаск.
Не теряя времени, Самум стал готовиться к отъезду, хотя в его распоряжении были сутки. Ближе к вечеру навестил Исаила, чтобы переговорить с Адой и Саленко. Оба очень обрадовались, узнав, что это последняя ночь в Хаттуше. Гончары заверили, что с верёвкой порядок и мне нечего беспокоиться. Призна́юсь, до конца и им не доверял, оставляя место сомнениям. Каждое слово или действие эсоров, пропускал через фильтр анализа, стараясь предусмотреть скрытый смысл. Так учили в Академии, и я старался следовать правилам, доверяя логике, а не руководствуясь интуицией.
Как всегда бывает, последние часы ожидания самые трудные. С утра следующего дня не находил себе места, постоянно следя за положением солнца на небосводе. В обед Самум начал открыто готовиться к отъезду — в