— Ни фига себе, — только и сказала на это Елена. — Слушай, у меня сейчас башка от всего этого лопнет. Ничего если я после восьмидесяти лет сна еще пару часочков сосну?
— Нормально. В клинике предупредили, что тебя заклонит в сон. Ложись, ложись. Проснешься — будешь уже полностью типтоп.
— Только чтобы рядом был ты. А с другой стороны Чубакка, — потребовала Елена.
Так и поступила. Разделась, легла в кровать. Мужа обняла правой рукой, собаку левой и уснула совершенно счастливая.
14. НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ
Просыпаться было одной из главных приятностей жизни — той жизни, что началась, когда они уехали из дерганой страны России в безмятежную Швейцарию и стали вставать не по будильнику, а когда захочется. Алик всегда пробуждался первым, какое-то время лежал тихо, потом ему становилось скучно, и он приступал к «харассменту» — так это у них называлось в последние годы, когда масс-медиа ввели слово в моду. С возрастом утренние щекотания и поглаживания все реже заканчивались африканской страстью, но всё равно блаженством было начинать день с неторопливых, нежных прикосновений.
Так же началось и это утро. Елена проснулась оттого, что настойчивый палец медленно скользил сверху вниз по позвоночнику. Повернулась с живота на бок, прижалась потеснее.
— Как насчет…? — прошептал Алик. — Давненько я не брал в руки шашек.
— Ммм, — промычала она. — Только не аллегро. Адажио.
Раздался очень странный звук, похожий на скулеж.
— Это ты подвываешь? Черт с тобой, давай аллегро.
— Чубакка нервничает. Я его за дверь выставил.
Сплю, догадалась Елена, но не расстроилась. Сон был про рай. Такой он и должен быть: вечное пробуждение утром, рядом с Аликом, и те, кого любила, тоже неподалеку, никто не умер, все живы.
Тут события приняли оборот, какого в раю, во всяком случае христианском, быть никак не могло. Через минуту Елена уже точно знала, что не спит, очень даже не спит. На время она обо всем забыла и пришла в себя, только когда всё закончилось.
— Ого, — просипела она севшим голосом — кажется, орала и сама не заметила. — Ты нынче в ударе. Стыдно, пожилой человек уже, пора бы остепениться.
— С новой простатой да с гормоновитаминами я тебе устрою медовый месяц покруче того, сочинского.
Лишь теперь Елена разлепила глаза, увидела над собой помолодевшее лицо мужа, еще выше — потолок. На нем расплывались разноцветные сполохи.
— Что это?!
— «Умный потолок». В разное время суток он разный. Ты вот четырнадцать часов продрыхла, а потолок старался — и закатное небо изображал, и звездную ночь, и месяц за облаками.
— Меня же разморозили! — ахнула Елена, всё вспомнив. — Мы в двадцать втором веке!
— Сообразительная моя. — Он чмокнул ее в щеку. — За восемьдесят лет немножко отупела, но по-прежнему всё хватаешь на лету. Да, Ореа Элени, сегодня 15 апреля 2106 года, и у нас начинается настоящая жизнь. Вчера я рассказывал, ты слушала. Сейчас же от тебя потребуется активное соучастие. Я подготовил программу твоей адаптации. Чтоб тебе жилось на свете интересно и насыщенно. Ох, сколько раз я представлял себе это утро! Как ты вернешься, и мы будем планировать новую жизнь. Готова? Оргазм выветрился?
— Готова. Чубакку только впусти, он же мучается.
Алик нажал на пульт, дверь открылась, на постель впрыгнула собака.
Когда она успокоилась и пристроила башку Елене на ноги, муж взял с тумбочки свой «ассист». Над кроватью возник мерцающий экран.
— Я тебе подготовил целую презентацию. Во-первых, ты должна выбрать себе Дело. В двадцать первом веке мы с тобой жили неправильно, двадцать лет просто груши околачивали. Человек должен заниматься чем-то осмысленным и желательно важным. Я занят своей лабораторией, я тебе говорил. Это жутко интересно — копаться в механизме глубинной памяти. Но работа сидячая, кабинетная, ты такое не любишь. Ты существо общительное. У меня три заготовки, которые тебе могут понравиться, благотворительная, культурная и коммерческая. Нет — изобретешь что-нибудь сама. Поделим семейный бюджет по-честному: половина на мой проект, половина на твой.
— Неужели и сейчас есть благотворительность? Я думала, все социальные проблемы давно решены.
— Все проблемы никогда не будут решены. Прогресс — это всего лишь повышение уровня проблематики.
— И что же ты для меня придумал?
— Внимание на экран.
Там вспыхнул ослепительный заголовок Chewbakka Foundation, и появилось лого: Чубаккина морда с улыбающейся пастью и высунутым языком.
— Ты рада, что Чубакка воскрес?
— Невероятно рада!
Елена чмокнула пса. Он обрадовался, облизал так — умываться не придется.
— Проэксгумировать и склонировать домашнего любимца — довольно дорогое удовольствие, это мало кому по карману. Ты можешь основать фонд, который будет спонсировать воскрешение собак и кошек. Развернешь кампанию по фандрейзингу: передача на ноовидении, постеры с тобой и с нашим рыжиком, благотворительные аукционы. Все тебя будут обожать. Ты ведь такое любишь. Что скажешь?
— Классно, — признала Елена. — Хочу!
— Погоди. Есть предложение номер два. Основано на золотом принципе: используй свои преимущества. Наше преимущество перед людьми двадцать второго века знаешь в чем?
— В чем?
— В том, что мы рекордсмены долгожития. Мы из самой первой генерации «криоконсервов». Ты человек аж из двадцатого века. К тебе можно фольклорные экспедиции водить. «Бабушка, а как вы там жили, при царе Горохе»?
Елена показала мужу кулак.
— Сейчас огребешь за хамство.
— Это твой asset, область твоих уникальных знаний. На этом можно построить дело. Гляди.
На экране возник геральдический щит с надписью «РЕТРОКУЛЬТУРА. Арт-клуб».
— Представь себе движение, цель которого — вернуть в современный обиход то ценное, что было в культуре нашей эпохи. Или забавное, экзотичное. Например, все давно забыли, кто такой Чубакка, потому что не