Словно дал команду «фас» целой своре овчарок, указав в качестве жертвы самого себя. Незваный гость хуже татарина, говорит русская поговорка, её справедливость присутствующие продемонстрировали во всех деталях. Я узнал про себя массу интересного: прожектёр, фантазёр, профан, фанфарон, позёр, жалкий провинциал… Хорошо, что эти интеллигентные люди не использовали матюков.
30 минут не вполне хватило, и я для памяти конспектировал в блокноте самые яркие выпады оппонентов, помечая авторство реплик. Финальный аккорд «мы вам не рады» прозвучал практически хором, но некоторые молчали, не поддержав меня, зато и не присоединившись к артобстрелу.
Не желая больше досаждать Больших, я всё же взял номер в небольшой гостинице там же в районе метро «Текстильщики», чтоб поработать с бумагой и аудиозаписью, на приём к Полякову напросился только на 3 февраля и не с самого утра, давая возможность москвичистам нажаловаться всласть.
Ещё как нажаловались! Даже в письменном виде, прислав на имя министра челобитную с просьбой избавить передовой и заслуженный завод от дилетантских посягательств жалкого самоучки.
— Что скажешь, жалкий самоучка? — Виктор Николаевич по непонятной мне причине пребывал в хорошем настроении.
— Куда главному конструктору «березины» и «рогнеды» до автомобильных гениев, сумевших, наконец, поставить вазовский мотор с коробкой на место москвичёвского. Это меня надо ставить на место, а не агрегаты.
— А если серьёзно?
— Мне начинать как в том анекдоте: кошка лезла на крышу, цеплялась лапами за краешек… Или сразу в конец истории — упала с крыши и нахрен разбилась вдребезги?
— Не тяни время, — его весёлость поугасла.
— В этот коллектив я не впишусь. Как и никто другой, желающий хоть какого-то обновления. Начинать придётся с увольнения в первый же день: Генерального директора, его первого зама, зама по производству, главного конструктора, главного технолога, дальше тоже чистить и чистить, начинать нужно с этих. Радикально сократить праздношатающихся, зато ввести до двух десятков штатных единиц промежуточного контроля качества и входного контроля комплектующих. Провести тотальную ревизию финансово-хозяйственной деятельности, думаю, что Генеральный, главный экономист, главный бухгалтер и начальник отдела сбыта отправятся не на улицу, а на нары. Мне люди без утайки такое рассказали… Вот подробный письменный отчёт. Заодно расшифровка звукозаписи вчерашнего совещания, можете убедиться, я не позволял себе хамских реплик, просто у кого-то нервишки расшалились и фантазия взыграла. Сами понимаете, клевета — признак слабости и сознания собственной вины, которую хочется перевалить на здоровую голову.
Министр пробежался глазами по диагонали докладной, явно намереваясь прочесть подробно позднее.
— Сергей Борисович! Я предполагал, что по возвращении с Женевского автосалона ты оставляешь Минск и с начала второго квартала приступаешь к работе на АЗЛК. Твоя кандидатура утверждена в горкоме Москвы, квота на кооперативную квартиру выделена, документы об авторском вознаграждении за патенты близки к окончательному утверждению, хоть обычно эта канитель от полугода до года… Ты меня без ножа хочешь зарезать?
— Никак нет, говоря языком военным. Если прикажете, Виктор Николаевич, с апреля заступаю. Но буду лишь шилом в заднице у команды Сайкова, и белорусам перестану пользу приносить.
— Безобразие… Сергей, ты — член КПСС?
— Комсомолец. Скоро выйду по возрасту.
— Сейчас же позвоню на МАЗ, чтоб тебе немедленно оформили начало кандидатского срока.
— То есть сунуть голову в петлю под названием АЗЛК будет партийным поручением…
— Именно. Можешь возвращаться в Минск. О своём решении сообщу позже.
Мы попрощались, пожали друг другу руки. Когда открыл двойную дверь в приёмную, министр вдруг бросил вдогонку: с Сайковым работать не будешь. А с кем? Я ломал голову над предположениями, когда возвращал магнитофон гонщику, садился в поезд, ехал в Минск…
Этот белорусский город с мелкими партизанскими хитростями его провинциальных обитателей казался милым и почти домашним по сравнению с московским серпентарием АЗЛК. Даже погрузиться в хлопоты было приятнее.
Утром ко мне в кабинет с самого утра забежала Валентина. Обошла рабочий стол и застыла в миллиметре, окатив лёгким запахом духов.
— Как же уговор — не афишировать на работе нашу близость?
Она догадалась, что я не серьёзен.
— Не утерпела. Хотела спросить — как съездилось?
А карие глазищи хи-итрые… В них вопрос — забежишь ли ко мне после работы, просить ли соседку погулять и не мешать?
— Вечером встретимся — расскажу, — я не стал держать интригу. — А насчёт отношений серьёзен как никогда. — Через месяц с небольшим делегация МАЗа выезжает в Женеву на автосалон, ты имеешь счастье видеть перед собой руководителя делегации. Не позже чем завтра отправляю список в Минавтопром. Близкой подруге такого предложения не сделаю, иначе впаяют служебное злоупотребление, а вот просто едва знакомой медичке со второго этажа — запросто. Поедешь переводчицей?
— Серёжа! — она аж загорелась, но тут же потухла. — Нет. Тебя не будет, кто Машку для Мариночки подменит? Профсоюзные что-то расхолодились вас навещать.
— Почему?
— А ты ни к одной клинья не подбиваешь! Был знатный холостяк, сейчас знатный вдовец. Про меня и нас не знают же.
— Вот и верь в бескорыстное человеколюбие. Отказом ты меня расстроила и обрадовала одновременно. Хорошо, что за дочкой поможешь присмотреть. Но буду скучать.
— Правда?
Наплевав на технику безопасности, кто-то же может зайти без стука, прикоснулась ногой к ноге, прекрасно зная, что дальше произойдёт. Моя правая рука скользнула снизу под её медицинский халатик, а с тех пор, как роман перешагнул грань «детям до 16 не рекомендуется», перестала носить на работу брюки и джинсы. Пальцы ощутили восхитительную упругость.
— Нравится? Тогда