- Александр. Ты меня сейчас оскорбил. Понимаешь это? Девушка с тобой спит в одной кровати, а ты спокойно говоришь, что она свободна?
- А разве нет? – я на минуту вновь стал самим собой. – В одной кровати, да, но под разными одеялами. И спим вместе потому, что другой кровати в моей берлоге нет. Хотя предлагал диван в кабинете, но ты сама отказалась. Это, во-первых. Что касается остального… Ольга Сератовна, позвольте напомнить Вам, что после сделанного предложения, Вы, барышня, так ничего и не ответили. Ни да, ни нет…. С тех пор прошёл почти месяц и я, если честно, понял, что дальше ждать не имеет никакого смысла. Да, мы, можно сказать, работаем вместе, посещаем разные странные места, но ни одного шага навстречу Вы так и не сделали. Поэтому сейчас и произнёс то, что не считаю унизительным. Повторю – Вы свободный человек и вольны распоряжаться своей судьбой как заблагорассудится. В чём я не прав?
- Хотя бы в том, Александр Николаевич, что месяц назад Вы разбили мне сердце, завалившись в кровать пьяным до безобразия. Я бы и это стерпела, но Вы отвернулись и сразу захрапели как… - Ольга хватала ртом воздух как выброшенная на берег рыба и не могла подобрать подходящего слова, - как… как сапожник.
- Вот видишь, Ольга, - я невесело улыбнулся, - с каким человеком тебе приходится находиться под одной крышей? Пьяный сапожник и дочь Императора. Красавица и чудовище...
Меж ними пропасть легла, в глубине темнота.
Лишь ветра порывы сушат девичьи слёзы.
Кто первым отважится сделать мост среди звёзд
Отринув себя, вынув сердце и душу.
Продекламировал строки, пришедшие к месту, а мысли были совсем не о том. Ну да, месяц назад в самый, можно сказать, ответственный момент, поступил с её точки зрения как последний… даже не знаю кто. Обломал её чаяния на утверждение в качестве если не невесты, то любовницы точно, а там, гляди, не успел бы очухаться, как меня незатейливо потащили бы под венец. Да, гадость я последняя – предложил руку, и сам же сразу её отдёрнул. Не знаю, что на меня тогда нашло, затмение какое-то, но смог взять эмоции под контроль и, выпив ещё грамм сто коньяка, изобразил из себя пьяного. Хотя, по правде, в итоге за пару часов выпил больше трёхсот грамм, да Ольга сама по моей просьбе подносила, так что на следующее утро, когда первый раз прозвучали претензии в мой адрес, с чистой совестью «отфутболил», мол, самой надо было думать, что делаешь. Не знаю, почему я тогда тормознул, но с тех пор отношения, к моему удивлению, между нами стали более ровными – без психов и сцен у фонтана. За месяц мы ни разу не цеплялись друг к другу и вели себя именно как друзья. Наверное, я поступил некрасиво с точки зрения девушки, но это с одной стороны, с другой… я чувствовал в её эмоциях и мыслях радость, что наши отношения в тот вечер не перешли грань дружеских отношений. Наверное, Ольга характером и складом ума в самом деле больше похожа на меня, чем я думал…
- Странное стихосложение. Восток? Япония? – девушка, казалось, мгновенно переключилась на новую тему, не желая продолжать неприятный для неё разговор.
- Ты права. Иторити Сиори. Японец. Конец девятнадцатого века. Кто он был, кем был – об этом ничего не известно. После него, что и осталось, то десяток коротких стихотворений, как ни странно, не забытых за прошедшие полтора столетия. Обычно подобные четверостишия читают те, кто хочет… На этом, пожалуй, закончим, не хочу продолжать.
- Как это на Вас похоже, князь. Когда дело касается проявления Ваших чувств или того, что выходит за рамки повседневной жизни, чтобы никто не смог попасть за многометровый забор, которым огородили себя, постоянно слышишь – «на этом закончим». Скажи, Александр, почему ты меня не хочешь пропустить за эту искусственную границу? Боишься, что предам или причиню боль?
- Не столько, что Вы сейчас сказали, прелестная Ольга Сератовна, как то, что каждый человек в своей душе имеет крохотный уголок, куда никому хода нет. И только там, в этом закутке, этот самый человек может найти душевное спокойствие. Именно там он держит как радостные, так и грустные воспоминания. Там он может поразмышлять о прошедшей жизни, совершённых ошибках и только там может без вмешательства посторонних планировать свою будущую жизнь. Такой уголок имею не только я. Подобное есть и у Вас, Ольга, и почти у всех людей, а у кого нет, таким людям могу лишь искренне посочувствовать.
- Уголок? – усмехнулась Ольга. – У вас, Александр, подобный уголок занимает всю душу, а для открытости, проявления чувств, вот это точно, выделен крохотный закуток.
- Не буду спорить, может Вы и правы, но я такой, какой есть, и переделывать меня уже поздно. Подстраиваться под кого-нибудь тоже вряд ли смогу. Знаешь, расскажу тебе короткую историю. Когда мне было около тридцати, с приятелями неделю путешествовали на лодках по области. Сплавлялись. Где были интересные места, останавливались, смотрели. Однажды в одной практически заброшенной деревне, там и жило то стариков человек пять, к нашему костру подошёл один из них. Спросил позволения посидеть у огня и долго слушал, о чём мы говорили между собой, но сам в беседу не вступал. Знаешь, как вспомню того старика, сердце щемит. Наверняка у него были и дети, и внуки, а жил один, забытый всеми. Ему тогда было очень-очень много лет. Бывает, знаешь, видишь человека и сразу понимаешь, что это не старик, а глубокий старец. Мы, к слову сказать, тогда после двух лет странствий по миру впервые приехали домой. Сначала проведали родителей тех, кто уже никогда не вернётся домой, потом неделю я был безвылазно дома – оттаивал душой у мамы, а потом, чтобы окончательно не раскиснуть, и придумали недельный сплав. К чему рассказываю? Мы тогда этому старику и еду предлагали, и выпить. Узнав, что тот живёт один, не сговариваясь, предложили ему помочь по хозяйству. По