— Девицы не очень-то любят табачный запах, — с готовностью пояснил водитель. — Вечно нос воротят. И я давненько понял, что лучше благоухать едой.
— А почему именно едой? — удивился я. — Может, все же душистой водой?
Гриша недоверчиво взглянул на меня, словно пытался найти подвох. Но я был предельно серьезен. И Гриша пояснил:
— Так дама сразу поймет, что я одинокий и ищу компанию. И станет нос морщить и требовать к себе внимания. А вот если почует, что я специями пахну, то решат, что я самостоятельный. Что сам себя балую едой вкусной. А значит, не нуждаюсь в бабьей опеке. И уж поверьте, барин, это для девиц срабатывает как сигнал — этого мужчину надо завоевать.
— Странная логика, — усмехнулся я.
— Зря вы сомневаетесь, — возразил парень. — Девицы по своей природе хищницы. Хоть и притворяются добычей. Но завсегда именно дама решает впустить ли в свою жизнь мужчину, или дать ему от ворот поворот. И ежели девка какая заприметит не нуждающегося в паре мужчину, то непременно пожелает сделать его зависимым. Потому как свободный и счастливый мужчин для бабьего племени — это вызов. Такого обязательно следует приручить и одомашить.
— А быть одомашненным — это очень плохо? — уточнил я, стараясь не выдавать улыбки.
— Конечно! — живо подтвердил Гриша. — Вот сами подумайте, где любой мужчина дает слабину?
— Дома? — предположил я.
Гриша кивнул:
— Вот именно. И девица в доме быстро просчитывает, на какие точки надавить. Не успеете оглянуться, как она уже вам указывает, куда надобно носки складывать, где обувку ложить, когда бриться и мыться. А потом и вовсе начинает своими бабьими штуками заполнять дом.
— Это какими же штуками?
— Вот это самое странное, Павел Филиппович. Каждая женщина независимо от возраста и воспитания имеет одну чудную особенность. Место своего обитания она столбит бесполезными вещами, которые считает необходимыми. На кухне появляются всякие банки, чашки и тарелки. В ванной пузырьки и флаконы, к которым лучше не прикасаться.
— И почему же не стоит их трогать? — со всей возможной серьезностью уточнил я.
— Потому как в каждом из этих пузырьков может оказаться что-то ядовитое или опасное. Но при этом ценное и стоящее столько, сколько ни один здравомыслящий человек не решится потратить на подобную штуку. Вы знали, что дамы хранят в бутылках фруктовую кислоту, чтобы ей мазать лицо?
— Зачем? — нахмурился я.
— Чтобы кожа слезала, — без тени улыбки сообщил парень. — И не спрашивайте, зачем они это делают. Но ведь делают!
— Страшные вещи ты рассказываешь, — я покачал головой.
— Это вы еще не видели, как эти самые дамочки способны отжимать место в шкафу. Оглянуться не успеете, а вам уже выделили полку, на которой хранится весь ваш гардероб, включая рабочую куртку и ботинки. Ей же достанется все остальное. Но самое странное вовсе не в этом. При таком количестве вещей девица будет обязательно жаловаться, что ей совершенно нечего надеть. И сколько бы вы ни купили ей одежды, надеть ей все так же будет нечего.
— Парадокс, — кивнул я, невольно вспомнив, какая куча одежды лежала на кровати Яблоковой, когда она собиралась в банк.
— Быть может, у вас, у важных людей, все не так, конечно, — с сомнением протянул Гришаня. — Но сдается мне, что шкафы у вас тоже заканчиваются. А всяких ненужных штук в доме прибавляется в разы больше.
— Может, так оно и есть, — не стал спорить я.
— И когда я понимаю, что встретил такую вот хищницу, которая начинает намекать, что нам пора съехаться, то я враз маскируюсь, — продолжил водитель. — Нарочно глажу вещи, часто мою голову, стараюсь хорошо пахнуть.
— Мне казалось, что так девушкам проще понравиться, — заявил я.
— Они ищут убогих и диких, — усмехнулся Гриша. — Тех, у кого пуговицы пришиты криво, рубашка несвежая, живот бурчит на запах домашней еды. Таких проще закабалить. Пригласи на чай, покорми борщом, попроси кран починить. И все! Пропал парень.
Гриша вздохнул и покачал головой.
— Много наших так сгинули. Но я на этот счет имею противоядие.
— И какое же?
— Зовут в дом на ужин — я не отказываюсь. Но когда ем, стараюсь морду кривить. Как бы вкусно ни было, обязательно надо поморщиться и словно между делом сказать: «А моя бывшая готовила по-другому».
— Но это ужасно! — воскликнул я.
— На войне все средства хороши, — не согласился со мной водитель. — Есть способ куда более действенный. И если девица настроена решительно, и даже упоминание бывшей ее не отпугнет, то можно ей сказать: «А моя мама делает не так, как ты». Главное, при этом надо поджать губы и свести брови у переносицы. Капризно так, как ребенок. А потом обязательно добавить: «Если ты хочешь делать как надо, то стоит спросить мою матушку…»
— Неужели, ты на самом деле так делаешь? — изумился я.
— Мне не повезло уродиться красивым, Павел Филиппович, — вздохнул Гриша. Выглядел он при этом на редкость серьезным. — А еще хуже — вырос я добрым и мягкосердечным. Я и сам порой не рад таким своим качествам. Но поделать со всем этим ничего не могу.
— Тяжела твоя доля, — кивнул я. — Однако, видел я как-то, что ты едва не пристрелил человека у моего дома только за то, что вы что-то там не поделили на дороге.
— Искупитель с вами! — Гришаня тотчас осенил себя священным знаком. — Неужто вы и впрямь думаете, что я душегуб?
— Пистолет есть? — прямо осведомился я.
— А то! — совершенно искренне ответил парень. — Как без него прикажете работать извозчиком? Вы хоть представляете, кого порой приходится сажать в машину? Тут без пугача не обойтись.
— Так он не настоящий? — смутился я.
— Ну, носить с собой игрушку я бы не стал. Это несолидно, Павел Филиппович. Что обо мне скажут порядочные люди, ежели меня жандармы с пукалкой поймают? Или в прозекторской окажусь с игрулькой в кармане?
— Так значит, у тебя с собой настоящее оружие?
— Можно и так сказать, — парень криво усмехнулся. — Однако любая эскпертиза покажет, что навредить кому-то из этого пистолета я не смогу при всем желании. Только разве что напугать.
— Он неисправен, — догадался я.
— И в случае чего я буду отрицать, что знал об этом, — быстро добавил Гришаня.
— То есть для своих ты — лихой парень, который готов на все, — заключил я.
— И некоторые девицы млеют от того, какой я опасный, — довольно сообщил Гришаня. — А буянам достаточно вида пистолета и информации о моей принадлежности к «Сынам». Отправляться на каторгу мне нельзя. Знаете, сколько дамочек станут страдать оттого, что им придется ко мне мотаться за тридевять земель на свидания?