– Мазь помогла? – Я слышала себя словно со стороны.
– Ой, помогла! – Кузьма, обрадованный внезапным вопросом о его здоровье, облегченно заулыбался. – Волшебница ты, Анка, чес-слово! Помазал разок, и все прошло!
Я подняла прут с земли, кое-как справившись с желанием просто развернуться и уйти домой, и стиснула зубы. Руки дрожали, и эта тряска как будто уже стала постоянной. Слишком часто она появлялась в последнее время, то от голода, то от страха. Или я слишком нервная? Впрочем, не во мне дело-то, а в том, что со мной делают люди.
– Э, э, э! Не трогай его, брось! Да прости ты меня, ну! Испугался я, понимаешь? Ляпнул не подумав! Откуда ж я знал, что Лукерья к Верке побежит да они такое учудят?
– Меня могли убить.
– Дак не убили же! Я так сразу и понял, что Петр мужик мудрый и ни за что внучку Зоськиной спасительницы не накажет.
– В меня камни бросали. Отдавили руку, смотри. – Я протянула руку с прутом к лицу Кузьмы, ту самую, что до сих пор побаливала. – Видишь? Некоторое время пальцы вовсе не двигались…
Я прервалась, размахнувшись. Удар прутом на этот раз пришелся Кузьме по лицу. Еще один по груди. Следующий по коленям. От воя, стоявшего на поляне, у меня заложило уши. Покрасневшее от боли и ужаса лицо Кузьмы покрылось каплями пота, тело затряслось как в лихорадке.
Я отступила. Подставила лицо дунувшему ветерку, перевела дыхание.
Моим телом управляла не я. Что-то другое, темное и страшное, поселилось в груди, заставляло меня оставаться на этой чертовой поляне, а где-то далеко-далеко в глубине сознания маленькая Аннушка боролась за право остаться человеком. В любой ситуации остаться добрым человеком. Она кричала сквозь слезы, умоляла темную сущность остановиться, бросить Кузьму в лесу на съедение волкам или Хари и уйти.
– А еще, – продолжила я, прекратив прислушиваться к испуганным рыданиям маленькой Аннушки, – у меня в ноге дырка от гвоздя. Жена твоя уронила меня на пол, проволокла по выбитой из косяков двери. Рана могла загноиться, и я бы умерла. Хорошо, что бабушка помогла, да и вообще – хорошо, что я сама умею лечить.
Кузьма стонал от боли. Дышал тяжело и часто, а в его глазах стояли слезы.
– Чего раскис-то? – удивилась я наигранно. – Мужики ведь не плачут.
– Ведьма! – простонал он, всхлипывая. – Дрянная демоница!
– Определился бы: ведьма или демоница? А хотя – о чем это я! Во мне и та и другая имеется.
Хлесткие удары прутом рушились на Кузьму непрерывным дождем, со свистом рассекая воздух. Пока у меня не заныло запястье, пока не сбилось дыхание, и только тогда я остановилась.
– Утомилась, – просипела я, осматривая тело перед собой. Ни живого места. Кузьма едва дышал. Он хлопал глазами, один из которых расчерчивала багровая полоса, тянущаяся от подбородка до брови. – У меня сегодня дел невпроворот. Повезло тебе, Кузя, не стану долго мучить.
– Чу… довище, – выдохнул он сквозь зубы. – Я же найду тебя… Я же тебя придушу, паскуда…
– Ой, да брось, – отмахнулась я. – Мертвые из могил не восстают. Хоть я и встретила одну такую недавно, но ее случай – всего лишь недоразумение.
– Давно пора было тебя прибить, – выплюнул Кузьма в сердцах. – Еще когда мелочью была! Я ж просил тогда старосту умертвить тебя, пока беда не пришла в деревню. Пожалел ребенка, идиот!
– Хорошо, что пожалел, – кивнула я. – Мне моя жизнь, пусть она довольно хреновая, нравится. И аромат цветов люблю, и купаться в прохладном озерце. Мертвым такие блага недоступны. Ну, это ты и сам скоро узнаешь.
Я отбросила прут и потянулась за сухой остроконечной веткой. Маленькая Аннушка на задворках сознания билась в истерике, просила не брать грех на душу, царапала мое сознание и впивалась ноготками в сердце. Я морщилась от боли внутри, но пальцы крепко сжимали ветку. Ноги подкосились, и я на коленях подобралась к Кузьме. Схватила его за подбородок, повернула лицо к себе так, чтобы он смотрел в мои глаза.
– Если загробная жизнь существует, помни, к чему привела тебя ложь. Будь хорошим человеком, не обманывай, живи там по чести, ладно? Однажды, через много-много лет, когда я умру от старости, я отыщу тебя и спрошу, усвоил ли ты урок. Потому что если нет, то все повторится…
Острый край ветки мягко вошел в ложбинку на шее Кузьмы. Я приложила совсем немного усилий, чтобы вогнать ее еще глубже, и с отвращением поняла, что на мое платье льется теплая липкая кровь. Из горла Кузьмы вырвался клекот. Широко раскрытые от ужаса глаза остекленели.
Глава 16.
ГЛАВА 16
Я двигалась словно в тумане. Шорох листвы под ногами доносился до моих ушей с запозданием, а каждое движение давалось с трудом. С таким же успехом я могла бы барахтаться в огромной бочке с киселем, и то, очевидно, шевелилась бы быстрее. За спиной топь с тихим бульканьем проглатывала тело Кузьмы и тачку. Еще чуть-чуть, и их здесь будто никогда не было.
Я остановилась, рассеянно взглянула на запачканное платье. Судорожно попыталась вытереть кровь, но куда там – она надежно впиталась в ткань. В голове отчаянно билась мысль: «Я это сделала. Своими руками. Но зачем?»
Ответа не было. Никакого оправдания своему поступку я не искала. Только раз за разом прокручивала в голове тот день, когда все началось…
Людские крики вырвали меня из размышлений. Я стояла у начала дороги, ведущей в деревню, и ошарашенно смотрела, как к моему дому рекой движутся соседи.
В их руках зажженные факелы, вилы, топоры. Первой шагала Лукерья, подбадривая остальных. Глафира семенила рядом с ней, бережно прижимая к себе Мишку, а Георгий нес два факела: свой и жены.
– Демонским отродьям не место в нашей деревне! – орала Лукерья. – Давно пора было это сделать! Вперед, вперед, вперед!
За долю мгновения до меня дошло, что происходит. Тут же я поняла, что сжечь мой дом они сумеют еще до обеда, но вот… Шерон. Стоит ему снять капюшон…
Я кинулась к дому со всех ног, на ходу влетела в прихожую, едва не снеся дверь с