– Так сказки же это…
– Не сказки, слышишь?! Не сказки! И жива она до сих пор! – Последнее я кричала, обернувшись в кухню. Чтобы Безликие услышали. Я знаю, знаю, что старуха до сих пор жива, потому что демоны и впрямь своих не убивают.
А еще потому, что я ощущала ее присутствие в лесу. Такой тишины, которая была там вчера, просто так быть не может. Колдунья еще там, бродит по лесу: ищет тропу в деревню, зачарованную ведьмами и демонами. Старуха и сама была Безликой, так сколько времени ей понадобится, чтобы развеять их чары?
– Мы и не говорили, что убили ее, – тихо произнес Безликий. – Демон демона никогда не убьет.
Прасковья услышала голос из дома и резво помчалась со двора. Она свернула в лес – искать Митяя с Глафирой.
Я вернулась в дом. Проклиная себя за слабость на чем свет стоит, оделась, откопала из груды вещей в сундуке масляный фонарь и зажгла его. Спустилась в подпол за заветной шкатулкой и замотала ее в платок. Без трав и снадобий остается надеяться только на магию, хоть и злоупотреблять ею нельзя.
Ради двухлетнего мальчишки я поступлюсь всеми своими принципами, потому что он ни в чем не виноват.
Я бежала к дому Меланьи, подсвечивая дорогу фонарем. Смотрела только себе под ноги, неслась как на пожар. Оставшиеся в живых собаки истошно лаяли, заслышав топот, а одна из псин погналась за мной, но не более чем из желания сопроводить гавканьем.
– Не сейчас, Щепка! – крикнула я собачонке, оглянувшись и узнав в ней собаку старосты.
Поворот, еще один поворот, я перепрыгнула через обуглившееся бревно посреди дороги, и вот он – дом. Внутри виднелся слабый огонек лампы и тень Георгия, застывшего в окне. Стекла рассыпались, как и у всех, и ветер, задувающий в дыру, стремился погасить лампу.
Теперь я жалела, что в тот день решилась пойти к завесе. Зря я это сделала. Сама бы справилась. К тому же Петр не собирался меня казнить, а просто попросил покинуть Костиндор. Да, я бы не смогла уйти далеко от завесы, но и в лесу мне жилось бы неплохо. Охотиться умею, рыбу ловить, ягод и грибов летом полно! Жила бы спокойно без разрывающего на части чувства вины.
Георгий, завидев меня, распахнул дверь. Я влетела внутрь.
– Кто еще здесь? – выдохнула я, быстро проходя на кухню. – Меланья, Астап, дети? Где все?
Осмотрелась: печь топится, вода есть. Тряпок полно. Я водрузила тяжелую шкатулку на стол. Надо же, а пока бежала, не замечала ее веса.
– Все дома. – Георгий натянуто улыбнулся. – Спят. Спасибо тебе, что пришла…
– И не надейся, что я стану лечить кого-то, кроме детей. Ребятишки не виноваты, что вы такие уроды… – Я осеклась.
А вообще-то – плевать. Я не сказала ничего оскорбительного. Разве на правду обижаются?
Когда-то давно, много лет назад, Верка сообщила мне, что я отвратительна. Мол, все знают, что я демонское отродье, и друзей мне никогда не завести. Посоветовала держаться подальше от нее, да и вообще от всех.
Я тогда расплакалась, а Верка противненько захихикала:
– Ну что ты? Разве на правду обижаются?
Георгий молча ждал указаний. Не лез под руку, и на том спасибо.
– Потолок недавно белили? – спросила я, осматриваясь.
– И стены, – закивал он.
– Известь осталась?
Георгий нахмурился.
– Ты если побелку задумала устроить, так скажи, я помогу…
– Если соберусь – то сама справлюсь. Известь неси, да побольше, и яиц сколько есть. Тряпки нужны чистые.
Я отложила в сторону простыню, в которую была замотана шкатулка, саму шкатулку убрала на пол. На столе расставила свечи и разложила магические камни. Руки слегка подрагивали, и я начала переживать, как бы это нервное состояние не осталось со мной надолго.
– Тряпки порви на полоски, а яйца и известь давай мне.
– Руки сломаны у Мишки, зачем ему… – начал было Георгий, но под моим гневным взглядом сжался. – Я понял, сейчас все принесу.
Я достала глубокую деревянную чашу – ее наверняка использовали для замешивания теста. По крайней мере у меня тоже такая есть, и я в ней тесто на пироги ставлю. Объема достаточно для того, что я собиралась делать.
Георгий приволок мешок извести. Самое настоящее сокровище – несколько лет назад Прокоп ходил в соседнюю деревню, а вернулся только через год, да с целой телегой всякой всячины. Среди прочего была и известь, которую он отдал Георгию, получив от него тушу лося.
Бабушка тогда просила у Прокопа несколько ведер извести в обмен на снадобье от кашля, а он отказал. Надо сказать, что за снадобьем от кашля он потом все-таки пришел и даже получил его, обменяв на свиной жир.
– Яиц не очень много, – сказал Георгий, ставя на стол миску с яйцами. – А сколько надо-то?
– Этого хватит. Мишка спит?
– Еле усыпили. Все плакал и ворочался, запеленать пришлось.
– Двухлетнего малыша с переломами? – Я вскинула голову, ошарашенно захлопав глазами. – Показывай, где он.
Георгий махнул в сторону дверного проема, завешенного простыней. Я мигом оказалась там и заглянула в спальню.
На двух кроватях, выстроенных вдоль стены, спали Меланья и Астап. Мишка занимал третью – у окна. На полу на одеялах сопели ребятишки, все трое: Пашка, Фрол и Игнат.
Я невольно улыбнулась: и впрямь все дома. Не знаю, где они прятались от тумана, но живые и здоровые, а это главное.
– Агафья где? – шепотом спросила я, обернувшись на Георгия.
– Не нашли ее. Пашка был с ней, когда все случилось, но тоже не может сказать, куда она подевалась. Говорит, его от нее отшвырнуло, а потом он в поле убежал. Там, в поле-то, тумана не было.
Я на цыпочках перешагнула через ребятишек, едва не наступила Фролу на руку: лунного света, льющегося через единственное окно, не хватало. Почти не дыша, склонилась над Мишкой. Он спал, но казался скорее мертвым.
Я осторожно взяла сверток с мальчиком – запеленали его на самом деле как новорожденного! Боюсь представить, как он сопротивлялся.
Вынесла тихонько в кухню, и только там он открыл глаза. Заплакал, испугавшись.
– Тш-ш-ш. – Я приложила кончики пальцев к виску ребенка.
Мишка вскрикнул и затих. Магическое тепло, струящееся через мои пальцы, его успокоило. Усыпить не смогу, а вот как ненадолго унять