Хорошо хоть командующий в Казани мурза пал в бою, как и многие его ближники – и рязанцы не смогли целиком раскрыть ханский замысел, известный лишь нескольким соратникам Тохтамыша. А потому, даже получив известия от Олега Рязанского, на совете у Дмитрия Иоанновича никто из князей не решился уходить из-под Булгара.
Наоборот! При активном содействии Симеона, не раз повторившего о необходимости штурма стольного града и разгрома Тохтамыша (ведь иначе Нижний Новгород первым попадет под ответный удар татар!), было решено остаться. Остаться, исключив всякую возможность успешной вылазки ордынцев – коих, судя по сече у Казани, теперь куда меньше, чем ожидалось…
Так что дозоры у городских врат сменились полноценными осадными лагерями русских дружин, серьезно укрепившихся со стороны возможной вылазки тыном или надолбами, да противоконными рогатками ближе к городским стенам. Появились укрепления и у полуночных врат, здесь схитрить Симеон уже никак не мог… Зато с тыла ни одна из стоянок русичей толком не прикрыта – никто не ждет удара с тыла, полагая, что татары поголовно собрались в Булгаре! При этом нижегородцы и «литовские» дружины, включая смоленскую, полоцкую и брянскую рати встали отдельными лагерями у полуночных и полуденных ворот. А вот московское войско, разделенное надвое между Донским и Храбрым, расположилось с закатной стороны и на восходе…
Это два основных направления будущего штурма Булгара – московские мастера уже собрали осадные пороки. Теперь же готовятся к бою и крытые поверху тараны, и штурмовые лестницы, и вязанки мерзлого сушняка, коим закидают ров. Дмитрий Иоаннович желает начать штурм, как только рязанцы поспеют к Булгару, а царевич Ак-Хозя обратится к сородичам, предлагая им отринуть власть Тохтамыша… А это опасно не только тем, что кто-то из горожан действительно рискнет помочь русичам. Нет, Ак-Хозя наверняка узнает кюгана, облаченного в ханские одеяния и броню, и до сего дня играющего роль Тохтамыша, изредка показываясь на городских стенах! Пока эти появления редки, и «хан» гордо молчит в ответ на предложения московитов начать переговоры о мире или сдаться, распознать подмену Донскому не удалось. Но когда предатель Ак-Хозя обратится к своему народу, молчание «хана» не поймут ни русы, ни сами булгары! А значит, царевич, лично знакомый с ханом и его приближенными, так или иначе раскроет подлог.
Нет, Тохтамыш должен ударить раньше – по-хорошему сегодня ударить, будь он неладен! Иначе справиться с ратью Донского станет гораздо сложнее… Особенно если Дмитрий догадается, что в Булгаре нет хана, и отправит гонцов в Жукотин к ушкуйникам – а также дополнительные разъезды во все концы улуса. А уж те наверняка натолкнутся на свежую рать ордынцев!
Собственно, великий князь и его воеводы ни разу не дурни – дозоры сторожат русское войско и сейчас. Но это дежурные посты, не ожидающие появления татарского тумена, следующего по льду Волги! А потому высока вероятность, что посланные вперед ордынские ловчие сумеют перехватить их и бесшумно снять воев, коротающих ночи у обязательных костров…
Симеон вновь тяжело выдохнул, безуспешно вглядываясь в непроглядную тьму над рекой, пытаясь хоть что-то в ней разобрать. После чего княжич вновь обернулся на восход с явной тревогой: светлая полоса грядущей зари успела уже немного расшириться, а небо стало понемножку сереть… Но тут же Симеона окликнул Осип, один из верных его ближников:
– Княже, посмотри молодыми очами. Кажись, едет кто по реке?
Симеон Дмитриевич вновь напряженно всмотрелся в ночную тьму – после чего радостно выдохнул:
– Да! Идут!
И тут же словно в ответ ему вдруг раздался протяжный рев рога – а после послышался и приглушенный крик:
– Татары! Татары идут! Большим войском!
И вновь протяжный звук рога…
Княжич весь обмер – словно маленький воришка, пойманный кем-то из взрослых за кражу соседских яблок. Не сняли ордынцы дозора великокняжеского, упредил нижегородцев безымянный вестник… Выскочить ему навстречу, на речной лед, срубить наглеца? А если не один, если весь дозор бежал?! И потом, ведь уже проснулись вои от рева рога, слышанного издали – а вдруг кто увидит, что ближники княжича напали на своих?!
Открыто заявлять о своем предательстве Симеон не собирался, рассчитывая или вовремя ускакать во время сечи, схоронившись в стороне, или же предъявить татарам переданную ханом пайцзу – чтобы взяли в полон, не навредив княжичу. В любом случае весть о его предательстве не должна дойти до отца и брата, и будущих подданных – иначе даже с ярлыком ханским на великокняжеском престоле не усидеть…
Впрочем, княжич недолго колебался – в конце концов, это сами татары опростоволосились, упустили дозорных! Все одно Донскому теперь уже не устоять перед натиском вдвое превосходящей его рати, что ударит одновременно и с Волги, и ринется на вылазку из Булгара…
А вдруг устоит?! Вдруг русичи каким-то чудом возьмут верх?!
Случаются же чудеса на поле брани…
– Осип, скачи к великому князю, упреди: татары идут! Пусть поспешит на помощь нижегородцам… И пусть знает, что Симеон Дмитриевич первым упредил его о приходе хана!
Удивленный ближник, лично бывавший у Тохтамыша по поручению княжича, все же не стал задавать никаких вопросов, а, молча поклонившись, развернул коня, направив его в лагерь Донского. Сам же Симеон тем временем извлек из-под плаща собственный рог – и трижды в него протрубил, будоража сонных нижегородцев.
Раз уж проснулись, то пусть и погибнут в честном бою! Видя, что княжич был с ними и в начале сечи…
Владимир Андреевич Храбрый, славный князь-воин, в походах всегда спал чутко, тревожно – словно в дозоре. Готовый вскочить со своего ложа и тотчас выхватить верный клинок, чтобы без устали рубить ворогов! Очередная ночевка в осадном лагере не стала исключением – без тепла родной Елены князь Серпуховский никак не мог расслабиться и провалиться в глубокий, ровный сон. А потому звук сигнального рога, раздавшийся пусть и вдали, все же поднял его с ложа. И еще не вполне осознав происходящее, Храбрый князь – известный так же как Донской, наравне со страшим братом! – заученно натянул на себя панцирь из дощатой брони, подшлемник и шлем, после чего затянул ремешки наручей… И вполне себе готовый к бою, покинул трофейную юрту в сопровождении также изготовившихся к сече ближников!
– Кто тревогу поднял?! Нешто нижегородцы?
– Как есть, княже, с полуночной стороны трубят!
К князю тотчас подскочил ночующий в соседнем шатре Добрыня – тысяцкий московских ополченцев, обслуживающих осадные орудия. Последний выглядит крайне встревоженно и даже растерянно, но надеть на себя усиленную железными пластинами кольчугу (трофейный татарский калантарь) он не забыл… Как и остроконечный