– Что это такое?
Она замерла, потом недоверчиво посмотрела на меня, но хоть верещать перестала. Увидев же царевну, она попыталась сделать книксен, но я снова ее встряхнул, заставляя посмотреть на себя.
– Отвечай, что это за штука!
Немецкий язык удивительно подходит для того, чтобы отдавать команды. Моргнув, служаночка принялась быстро говорить. Елизавета морщила лоб, но так как немецкого она не знала, пришлось ей ждать, пока я переведу. Выслушав ответ, я почесал висок и повернулся к Елизавете, с трудом сдерживая смех. Ну вот никогда бы сам до такого не додумался.
– Вот это предназначено для того, чтобы женщина, ложась спать, укладывала на нее свою сложную прическу. Тогда эта прическа не мялась и сохраняла укладку. И она спрашивает, ты не хочешь, чтобы тебе волосы уложили?
– Что? Нет-нет, я прекрасно помощью Ксаны обхожусь. И вообще я боюсь, Петруша, – она понизила голос. – Я видела, как по чепцу одной из служанок, что мне ванную наполняли, пробежала вша. Давай уедем отсюда, Петруша, я очень тебя прошу.
– Мы не сможем уехать, а свой шар, на котором можно улететь, Эйлер еще не построил. Что касается вшей… Ну, они верят, что вши – это «божьи жемчужины», или что-то в этом роде, – я с философским видом почесал руку, чувствуя, что еще немного и начну чесать голову, как только Лиза упомянула вшей. – Но вот нашу одежду, которую мы здесь носим, я предлагаю оставить местным слугам. Они так за нами хорошо ухаживают, что их обязательно надо вознаградить.
– Петруша, ты грозился выкупить у меня мой дворец, что мне мать оставила, – Лиза очень аккуратно обошла кровать и встала передо мной. – Так вот, я продам его тебе. Прямо сейчас. Можешь приготовить бумаги. И все деньги, которые я могла бы получить, ты используешь на то, чтобы соорудить в Москве мыловарню, в которой мыло будет производиться разное, и чтобы оно было так дешево, что даже крестьяне могли себе его позволить. Это же кошмар какой-то. Нет, мы не мылись так, как ты заставил нас это делать часто, но клопов и вшей у нас не было!
Буквально через час часть сундуков вернулась на телеги, которые прекрасно себя чувствовали на конюшне. Я же, бесстыдно воспользовавшись положением, точнее моим объявленным положением младшего помощника главного в отряде, перебрался на ту же конюшню. Пусть это будет колючее сено, зато в нем не живут клопы и его не очень уважают вши. А одежду я все равно здесь оставлю. Лиза же и поносящий весь белый свет Шереметев вынуждены были остаться в замке. Румянцев не впервые гостил при европейских домах, поэтому относился к подобным неудобствам философски.
Но Лизка пускай привыкает. Или она думает, что во Франции ее ждет что-то лучшее? Да там Людовик, который Четырнадцатый, всего два раза в жизни мылся по настоянию врачей, и ему не понравилось. Делать было особо нечего. Все, что можно было подсмотреть в Берлине, я подсмотрел, но тут процветал культ армии, поэтому мне было не слишком интересно, тем более что я не собирался копировать армию Фридриха Вильгельма. Как показала практика на примере другого Петра, который еще и Ульрих и который никогда не станет русским императором, прусская модель нам не подходит. Почему? А черт его знает. Просто не подходит и все тут.
Дни шли, а возможности как-то пересечься с кронпринцем мне все не предоставлялось. Он вообще не жил дома, даже не ночевал. Пока Шереметев искал для меня типографию, я бесцельно слонялся по Берлину в сопровождении одного гвардейца, чтобы не привлекать внимание, ну гуляют два приятеля из сопровождения русской царевны, что с них взять?
Сегодня днем я забрел на раскинувшийся посреди площади рынок. Бродя по рядам, я рассматривал предложенные товары. В лавке одного итальянца я увидел диковинку, в которую сразу же вцепился как тот клоп в нежную Лизкину кожу: я увидел самую настоящую зубную пасту в банке с притертой крышкой. Купив сразу несколько банок, я решил сначала отдать их кому-нибудь из своих химиков, чтобы они мне состав хотя бы приблизительно выявили. Если там все безопасно, то намешать саму пасту времени много не займет. Так, глядишь, мы и зубки чистить научимся.
Весна все больше и больше захватывала власть. Было так жарко, что я даже расстегнул несколько пуговиц на мундире. Мне на глаза попалась лавка ювелира. Заходил я в полутемное помещение с вполне определенной целью. Немного рискованной, но весна как-то странно действовала на мозги: хотелось похулиганить просто до одури. Приобретя то, что хотел, сопровождающий меня гвардеец смотрел недоуменно, не совсем понимая, зачем мне эти штуковины, я уже двинулся было на выход, когда до меня наконец-то дошло – рынок, больше похожий на ярмарку? Повернувшись к хозяину лавки, я задал интересующий меня вопрос:
– А как вы сюда добрались?
– Так уже можно проехать, господин, – любезно ответил хозяин. – Мы немного переждали близ Вены и без задержек успели сюда приехать.
– Надо же, какие интересные новости, – я оскалился и вышел из лавки, быстрым шагом направляясь во дворец.
Там я застал Шереметева в покоях скучающей Елизаветы. Он попросту сбежал от короля и слушавшего его тошнотворные излияния Румянцева.
– О чем вы так долго болтали все это время с его величеством? – я бросил подарки на стол, даже забыв про то, что собирался преподнести их в торжественной обстановке.
– Да ни о чем, – раздраженно ответил Шереметев, которому тоже до смерти надоело сидеть в этом клоповнике. – О муштре на плацу и о том, что его сыновья с пяти лет мундиры носят.
– А что говорят о нашем отъезде? – я сжал и разжал кулаки. За каким-то хреном Фридриху Вильгельму было нужно, чтобы мне сидели безвылазно во дворце, который даже не королевский, а принадлежащий кронпринцу.
– Говорят, что еще пару недель нужно подождать, – Елизавета подошла к столу, с любопытством разглядывая брошенные на него предметы.
– У меня другие сведения, – я пытался понять суть интриги, но у меня ничего не получалось. Для чего им нужно, чтобы мы тут торчали? – Собирайтесь, послезавтра мы уезжаем.
– Слава богу, – Шереметев истово перекрестился и упал в кресло. – А адрес типографии тебе, Петр Алексеевич, уже не нужен?
– Еще как нужен, но ради него я сидеть здесь не собираюсь.
Петька без лишних слов протянул мне кусок бумаги, на которой был даже не адрес написан, а подробная схема нарисована, как попасть в искомое место.
– Все-таки странно, ни одной ассамблеи, ничего. Или это из-за нас такое затишье?
– Хм, – Петька глубокомысленно хмыкнул и замолчал. Я принялся буравить его пристальным взглядом, и он вскоре не выдержал и, покосившись на Елизавету, тихо проговорил: – Тут такое дело… В общем, его величество намедни орал так, что даже я слышал, хоть и в соседней комнате находился. Меня недалеко от принца Фридриха поселили, ежели что. Я так понял, что отец с сыном дюже лаются. Король даже в запале вскрикнул, что никогда не думал, будто его сын и наследник станет таким жеманным… он его содомитом назвал. Сказал, что стыдно такое порождение гостям показывать. Я так понял, что Фридриху запрещено с нами встречаться, поэтому-то мы его и не видим почти никогда. А еще его величество кричал, чтобы этого… фон Катте духа не было поблизости от Фридриха. И что они оба очень сильно пожалеют, ежели не прекратят. Но я не понял, что они должны прекратить. Неужели это правда, насчет Фридриха?
– Думаю, что в запале отец его так назвал, – я задумчиво провел пальцем по губам.
Фон Катте, имя знакомое. Это не тот ли друг Фридриха, которого Фридрих Вильгельм убил на глазах у сына? Так, может быть, король пытается нас удержать вовсе не по политическим мотивам,