Я подобрал челюсть и в последний раз посмотрел на темную кучу, бывшую когда-то графом де Садом, приходящимся, скорее всего, отцом тому де Саду, которого в моем мире знали как маркиза. Ну, можно сказать, что я немного почистил этот мир. Как там говорится? Убив змею, ты тем самым сорок грехов с себя снимаешь. А принцесса хороша. Только вот не могу понять, мне такая ее хозяйственность – она ведь не выбросила драгоценности, снятые с графа, а аккуратно сложила в сумку почти мужа – нравится или все же не очень?
По шее потекла капля с мокрых волос. Я передернулся. Сделав шаг к Филиппе, на мгновение прижал ее к себе и поцеловал – коротко, жестко и тут же отпустил. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, поднеся руку к губам, я же повернулся к Румянцеву.
– Привези мне ее, Александр Иванович, – затем кивнул гвардейцам. – Сопровождайте.
И пошел прочь, не оглядываясь, а сзади за мной неслышной тенью шел Петька.
Утром мы уехали очень рано, еще даже толком не рассвело.
Сейчас нас не задерживали кареты и обозы, мы практически нигде не останавливались, лишь затем, чтобы дать коням отдых. Все под конец слилось в непрерывную серую ленту дороги.
Окончательно определившись с приданым, Румянцев завершил подготовку брачного договора аж на одиннадцати листах. Видимо, Филиппа была права, французы ко всему прочему так сильно хотели избавиться от опозоренной принцессы, что, почти не торгуясь в качестве приданого обязались доставить четыре линкора и семь фрегатов в полной оснастке. Эти корабли и должны будут через год привезти Филиппу в Россию, чтобы она стала моей женой. Ну а мне за этот срок нужно будет очень много проблем решить, чтобы хотя бы медовый месяц полноценный провести, не подпрыгивая из-за очередного кризиса.
Сейчас же меня ждали результаты деятельности Ушакова и куча до сих пор нерешенных проблем.
Проезжая по Австрии, мы заехали за Фридрихом, который не оставил своих планов побывать в России и с готовностью присоединился к нашему отряду.
В Европе не происходило ничего, от слова совсем. Словно мир замер в ожидании чего-то, способного кардинальным образом изменить существующий порядок. Словно перед грозой, когда даже легкий ветерок не тревожит такое хрупкое спокойствие, или же как в глазе бури: но как бы его не называли, оно в любом случае приводит к буйству стихии, сметающему все на своем пути. И самое главное – это устоять, а то и оседлать эту бурю, и кто сумеет сориентироваться первым, тот в итоге и станет царем горы.
К Москве выехали в солнечный ясный день. Было жарко, камзолы у всех были расстегнуты, но с тех пор, как пересекли границу Российской империи, почти все члены отряда чувствовали небывалый подъем.
– Что это? – Фридрих привстал на стременах и протянул руку, показывая куда-то вверх. На его лице при этом отразилось сильнейшее удивление. Я посмотрел туда, куда он показывал, приложив ладонь ко лбу, и, не удержавшись, присвистнул. В небе над Москвой парил самый настоящий воздушный шар.
У него получилось! У Эйлера получилось! Опустив руку, я закрыл глаза. Я дома, и моя история только начинается.