— Да по нашим меркам не такой уж и большой, — пожал плечами я. — Он пока пятьдесят гектар взял. Чисто под выпасы. Насколько я понимаю, он в ферму вложиться хочет. Бычков выращивать.
Я уж не стал говорить, что меня они тоже подбивают. Они — это Хаген с батей. Присмотрели себе каких-то замудрённых коров, купили даже уже первую партию, развести хотят. Шибко мясистые бычки у них, говорят, получаются на вольном выпасе. Я сразу сказал, что денег дам, а батя уж пусть сам там рулит как хочет, а мне некогда. Он и рад! Хаген сейчас тоже в училище по уши занят, зато у него Марта деловая да хозяйственная. Соображает, как всё это на больших фермах устроено, задания работникам раздать да проконтролировать — запросто. Вот и пусть.
Но немцев я в такие подробности посвящать не стал. Надо будет Хагену — сам и скажет.
Напились мы кофею, и этот младший… как его… а, Фриц! Запомни, Илья — Фриц!.. Ну вот, младший повёл меня дом показывать. Портреты фамильные по стенам, вазы старинные…
— Слушай, братец, а чего ты так на Хагеново поместье удивился? — спросил я его между делом. — Слишком мало или что? У вас, к примеру, сколь земельки-то в роду?
Фриц споткнулся.
— Ваша светлость, у нас… хм!.. — он помялся: — Почти у всех дворян нет своей земли, мы же не юнкеры*, у нас нет имения. Только особняк.
*Это вроде помещиков, причём
довольно крупных землевладельцев.
Я с трудом удержался от возгласа: «Как — нет???» Постарался спросить как можно вежливее:
— А у юнкеров, значит — много?
— У крупнейшего землевладельца Австрии несколько тысяч гектаров, — с плохо скрываемой завистью сказал Фриц.
Я вспомнил количество дарованной мне тайги…
— Что-то маловато, как по мне.
Фриц опять споткнулся. Что — такие неровные полы?
Тут с той стороны портретной галереи показался Хаген, подошёл, попросил Фрица погулять пока. Отослал, в общем, малого.
— Ну и чего у тебя выраженье на лице? — осведомился я. — Трагедия назревает или как?
— Да не то что бы трагедия, — Хаген поморщился. — Обрусел я, видимо. Истинно так.
— Так надо радоваться, — слегка подколол его я. — Что-то я не вижу повода для драмы.
— А я вижу! — вздохнул он. — А раньше не видел. В какой тесноте мы живём! Друг у друга на голове! У нас даже лоскутка земли нет!
— Это я уже в курсе.
— Илья! А ведь у отца есть сбережения. Он мог бы прекрасно устроиться рядом со мной… Я смотрю вокруг и понимаю, что не вернусь, даже если меня будут уговаривать. Я уже не хочу. Пусть всё останется младшим, если они хотят быть тут… — Нервничает, что ли? Опять как-то деревянно заговорил! — Но отец и мать… Илья, я прошу, поговори с ними.
— Да о чём поговорить-то? — никак не мог взять в толк я. — Они тебя что — удерживают?
— Нет же! Чтобы они переехали в Карлук.
Я смотрел на Хагена, пытаясь, что называется, подобрать челюсть с пола.
— Я… П… С… Ты как себе это воображаешь вообще? — я развёл руками, словно представляя висящие на противоположных стенах коридора портреты друг другу. — Что, встаю я, такой красивый, и в приказном тоне повелеваю твоим папа́и мама́переехать в Сибирь? Так, да?
Хотя-я, тут же орднунг, может и прокатить…
— Тебя они могут послушать. Ты герцог! Ты общаешься с императорами!
— Ну это громко сказано!
— Громко или нет, а много ты знаешь людей, которые общались с двумя императорами?
— М… П-ф-ф-ф… — тут у меня аргументы окончательно иссякли. — Ладно. Ладно! Я попробую. Но не ручаюсь за результат.
— Хотя бы попытайся!
Если коротко, идея переезда в «шреклихес Сибириэн»* вызвала у Хагеновской родни тихую истерику. Единственное, чего мы смогли добиться — это с огромным трудом уболтать родителей съездить к сыну в гости. Зато вот прям сейчас, пока они не опомнились и не отказались. Но с клятвенными уверениями, что по первому требованию я лично, герцог Топплерский, обеспечу им возвращение домой.
*Ужасную Сибирь.
По-моему, главным доводом стало, что когда они, перебивая друг друга, начали говорить про дикость и суровость Сибири и прочую чепуху, я не выдержал и заявил:
— Да у вашего сына, который, как вы говорите, в русском рабстве, целое поместье земли! И дом свой, раза в три больше вашего нынешнего. Каменный! Попрезентабельнее вашего такого дворянского особняка, которым вы наверняка гордитесь. Иль не верите фотографиям? Может, думаете, что это всё картинки, а сам он в землянке живёт и сырыми кротами питается?
— Ну что вы такое говорите, ваша светлость! — слегка поморщилась баронесса фон Ярроу. — Сырые кроты…
Ага, не ловко им всё же перед титулом.
— Ну какая землянка, — следом за ней забормотал папаша.
— Впрочем, — поправил себя я, — у него там два этажа против ваших трёх. Так это потому, что у нас земли навалом и вверх карабкаться смысла нет! Вширь строимся, как хотим! Да и двор рядом с домом на двадцать соток, а тут у вас и палисадничка нет. И живёт он в своём доме втроём с женой и дочерью! А не как у вас тут, словно пчёлы в улье… Захотел — князя Багратиона в гости позвал, со всем семейством! И никто никого не стесняет! — Хаген, не прерываясь, переводил мою пламенную речь, чтоб было максимально точно понятно, и лицо у него было абсолютно нечитаемое.
— И перевезти вас мы можем сразу всех. Вот всех, кто сидит за этим столом. И даже если вы разберёте дом, мы сможем его перевезти. Но уже следующим рейсом. Весь дом! Со всем содержимым! Земля у вашего сына есть, десять таких особняков поставить можно. Только отопительный контур нужно нормальный встроить или, на худой конец, печи, хоть голландки, но это мелочи. Мой вассал — очень уважаемый человек в нашем поселении. Да и в городе. Так что я не понимаю вашего пренебрежения. Ну, в конце концов, господа, прокатитесь, посмотрите, что там да как. А уже потом отпишете остальным — хорошо ли в нашей Сибири, плохо ли. А за мной не заржавеет! Четыре дня — и как раз грузовой дирижабль в Линц прилетит. Доставляем грузы по всему миру в любом количестве!
—