Стрелять-то почти нечем, или вернее, не из чего. Фальконета три, один — тот первый самый, из которого все учились стрелять, и который с собой в Казань не взяли, пятидесятишестимиллиметровый. Ещё один был, на лодье, что его из Казани во Владимир привезла. Этот шестидесятимиллиметровый и последний, он же третий всего, семидесятипятимиллиметровый, что тайно для него сделал мастер литеец Якоб фан Вайлерштатт.
— Олег, давайте по три залпа из фальконетов по левому флангу, попытаемся этих блестящих отсечь. Как три залпа сделаете туда же из пушки татарской саданите, посмотрим, что может этот каменный дроб.
Соскучились по стрельбе хлопцы, все десять выстрелов за пару минут успели сделать.
При каждом князь Серебряный подпрыгивал, нет, не с испугу, хотел посмотреть на результаты. Фальконеты и пушка били прямой наводкой через специально оставленные в завалах узкие бойницы. С ними намучились, деревья не хотели лежать неподвижно и проседали всё время, высыхали, и оставленные бойницы исчезали. Пришлось потом снова прорубать топориками и саблями. Они снова проседали. Тогда укрепили рогатками ветви. В общем, фальконеты и пушки били по самым ближним к засеке ордынцам и через стену результат был не виден. Вот Василий Семёнович и скакал как кенгуру.
Боровой бы и сам подпрыгнул пару раз, но понимал, что всё одно ничего не увидит. Слишком высокую стену они соорудили. А вот бронированных всадников было хорошо видно. И они стали пытаться коней поворотить. И окарались. Лошадь ногайская не то что ко взрывам, она к обычной стрельбе из пистолей не приучена. Пугается. Испугались и лошадки у начальства ногайского, и понесли хозяев вдоль стены.
— Огонь из миномётов по центру! — прокричал осипшим своим голосом Юрий Васильевич.
— Огонь! — вторил ему Василий Семёнович. Его рык услышали, и все десять миномётов жахнули по проносящимся мимо них всадникам.
Нет, ночью эпичнее было. Всё же пороховой заряд — это не тротил или шимоза. Это хрень полная. Даже стамиллиметровая мина не очень эффектно взрывалась, да и не очень эффективно. Так, несколько убитых или раненых. Лошади принимали на себя основную массу осколков.
А вот паники мины добавили. Вой и лошадям не понравился и людям. Поток ногайцев сначала встал, лошади натыкались друг на друга, а люди не могли ими управлять, а потом трупы и раненые животные перегородили дорогу, разделив ногайцев на две неравные части. Несколько тысяч ломанулись назад к реке вдоль засеки, а меньшая часть примерно с полтысячи всадников поскакала вдлоль засеки к крепости Шацк.
Те кто вздумал удрать, просчитались. Там у реки имелся ещё один подарок для них. Две последние вундервафли. Те самые тюфяки древние, переделанные под стадесятимиллиметровые миномёты. Они рыкнули по отступающим и опять разделили ногайцев на части. Несколько сотен всадников вновь повернула к холму. Только и те кто проскочил к берегу Цны радовались рано. На друном берегу реки стояли шесть десятков касимовских татар, и как на учениях, выпускали одну стрелу за другой, в проносящихся мимо них степняков. Эх, будь их шестьсот, и кончилось бы в этот день левое крыло у ногайской орды. Но чего нет, того нет. Каждый выпустил по два десятка стрел, после чего ногаи кончились. Основная масса прорвалась на юг. Несколько сотен зажатые между двух огней валились с лошадей и, встав на колени, утыкали лбы в землю — сдавались. А за теми, кто убегал к Шацку, расчистив проход, выехали ратники во главе с князем Серебряным. Всего две сотни всадников. Ногайцев больше. Но напуганный воин — не воин.
Событие шестьдесят девятое
За пару часов до этого.
— Василий Семёнович, мать твою… как звали? Ну не важно. Так даже она в состоянии поджечь фитиль и потянуть за спусковую скобу. Не надо ничего перезаряжать. Подъехал выстрелил и всё, а дальше давайте, бейтесь, как привыкли. Копьём тыкать, саблями рубить, горлом кричать. Их всего двадцать три штуки. Твои люди, которым ты их вручишь, одному только требованию должны соответствовать, у них должны быть пищали. Они должны уметь ими пользоваться и лошади у них должны быть приучены к стрельбе.
Серебряный красной краской наливался. Командует им мальчишка, да ещё поучает, как в сече с погаными рубиться.
— Что толку-то, Юрий Васильевич, от двадцати выстрелов, если их несколько сотен будет? — нашёл очередной неубиваемый довод против второй воевода Большого полка. Читай — заместитель главнокомандующего.
— Это тромблоны. Они картечь рассеют немного и во всадников попадёт, и в головы лошадей. Начнётся паника, вот тут вы их и порубаете.
— Эх, не видел бы результат, так и говорить с тобой не стал. Но видел. Лады. Давай свои тромблоны. Поганое название. Есть же наше — ручница. Давай свои ручницы, заряжай. Я подберу двадцать три ратника привычному к пищалям.
Как только ногайская орда разделилась на несколько кусков и один — всадников в четыреста — пятьсот, полетел к Шацку, для ратников князя Серебряного открыли проход, и они устремились вдогонку за степняками. От повороты Цны на восток, где начиналась засека, до крепости Шацк вёрст двенадцать. Если коней гнать, то можно и не доехать, или поспеть к месту сечи на полностью заморённых лошадях. Василий Семёнович воин опытный, и этой ошибки не допустил. Он отлично понимал, что даже, если ордынцы доберутся до крепости, то дальше не пойдут. Там встанут. Нельзя у себя в тылу крепости с воями оставлять. Там их и нагонит его куцее войско. Да, знал бы князь, как всё обернётся, так не в Рязань основное войско отправил, а к Шацку. Ну, хотя, как говорится, палка о двух концах. Чем в Шацке кормить войско в три тысячи воев. Там даже реки нет. Чем поить три тысячи коней? Нет, нельзя было все три тысячи, но вот пару сотен дополнительно можно было. Чего уж теперь.
Впереди в полуверсте скачет десяток разведки за ними два десятка тех, у кого тромблоны эти, тьфу. А потом, во главе основного войска, и он на соловом жеребце.
Они петляли по лесной дороге, местами выходившей на опушку, и тогда видно было засеку, что они подняли на таку высь. Гордость берёт. Пусть попробуют поганые такую преодолеть. Петлили уже больше часа, а значит, вёрст десять проехали, и вскоре будет поворот дороги на полночь и крепость, а ногайцев всё не было. Ну, видно,