— Навались! Там бой идёт! — выкрикнул Юрий Васильевич, увидев, когда они поворот в Казанку прошли, что над людьми вспухают дымы от выстрелов из пищалей. Татары были на более высоком месте. Они конной лавой спускались от городских ворот. Русские полки стояли коробочками, ощетинившись копьями и бердышами. Количества не разобрать, далеко, но силы вроде как равны, если в квадратных метрах измерять.
Боровой прикинул расстояние по реке, потом по берегу. Это им не меньше часа потребуется, чтобы к месту боя у ворот добраться. Там всё кончиться к тому времени должно. Но поспешить стоит, если русские полки попятятся, то они смогут огнём из пищалей их поддержать и отогнать татарскую конницу.
— Навались! Раз! Раз! — стал выкрикивать он, задавая ритм гребцам. Голос тут же сорвал, но видимо кто другой подхватил, гребцы упёрлись ногами в упоры и гребли так, что казалось вёсла гнутся. Лица раскраснелись, по вискам с головы капельки пота побежали.
И чего делать? Бежать туда в свалку? Толку, они за спинами русской рати окажутся.
— Тимофей! Сотник! Готовьте миномёты. Сто пятьдесят саженей до татар. Ставьте угол в сорок пять градусов и полный заряд пороха. Главное — своим на голову не забросить. Одну мину пока. Посмотрим. Если нормально будет, то поднимай флаг «делай как я».
Юрий Васильевич флажковую азбуку не разработал. Придумал только три сигнала. Красный флаг — наступление или вперёд. Синий отступление или назад. И жёлтый — делай как я. Навыдумывать команд много можно и флаги под них подобрать. Не обязательно же однотонный должен быть, вон флаг Хорватии пойди не заметь, яркий и ни с чем не перепутаешь, или Баварии, тоже необычный. А чем плох чёрный флаг, который поднимали некоторые иррегулярные части Армии КША как символ того, что они не собираются ни давать, ни просить пощады; противопоставлялся белому флагу капитуляции? Вроде бы ещё старый флаг Афганистана черным был. Кстати, есть один малоизвестный факт про чёрный флаг. После капитуляции гитлеровской Германии во Второй мировой войне немецким подводным лодкам было приказано поднять чёрный флаг, прибыть в порты Союзников и сдаться. Не белый, бляха-муха, а чёрный. И что удивительно, в порты СССР не спешили эти лодки. Союзникам и сдавались.
Ушкуи ткнулись о пологий берег Казанки и почти сразу на всех одиннадцати лодках, на которых были установлены на носу миномёты стали их расчехлять. Зарядили только на лодке, где Ляпунов был старшим.
Бух! Серым дымком окутался нос ушкуя, и люди, даже привычные к этому, вжали головы в плечи. Юрий не видел куда попала мина, но взобравшийся, как обезьянка, на мачту Егорка свалился с неё, подбежал к Тимофею Михайловичу и закричал на него, руками размахивая. Пушкарь зарядил вторую мину, а пацан вновь стал карабкаться на мачту.
Бабах. Эх, жаль глухой, скрипнул зубами Юрий Васильевич. Так хочется услышать, как мина воет, падая на головы татаровьям. Егорка слетел вновь с мачты и прокричал что-то Ляпунову. Тот выкрикнул команду на соседнюю лодью и поднял над головой флагшток с жёлтым флагом, стал им размахивать. Бах. Бах. По очереди окутывались дымом носа ушкуев.
Егорка снова вскарабкался на мачту и тут же спрыгнул с неё, опять что стал кричать Ляпунову. Миномёт вновь зарядили, и в сторону татар пошла очередная мина. Сотник же вновь стал размахивать жёлтым флагом.
Событие тридцатое
Ух ты, мы вышли из бухты,
А впереди наш друг океан…
Гальцев пел. Чья уж песня Артемий Васильевич не знал. Но они тоже выходили сейчас из бухты. Это уже на следующий день. После того как двадцать три мины взорвались среди татарских всадников, а некоторые и совсем удачно у них над головами, атака захлебнулась и началась паника. Часть казанского войска панически отступила, а часть, та, позади которой рвались мины, бросилась вперёд, напоролась на копья и бердыши русских ратников, поспрыгивала с коней и принялась сдаваться. Таких было не много может сотня, может полторы. Но это имело серьёзные последствия. Среди пленных оказалось семь беев и даже сам олуг карачибек правительства хана Сафа-Гирея Булат Ширин.
Обезглавили ханство. Жаль не удалось князю Серебряному на плечах драпунов в город ворваться, прямо перед его носом заперли ворота, и как он не стучал, открывать не стали. Не знают вежества хозяева. Когда со стен стали стрелы пущать, камни кидать и даже из пушки пальнули каменным дробом, русское войско понеся незначительные потери отступило к берегу и рассредоточилось. А воеводы разобравшись, что же произошло, двинулись к лодкам князя Репнина. Юрий Васильевич попросил Петра Ивановича своё инкогнито не раскрывать, но князь Серебряный его узрел сразу и узнал, чёрт бы его побрал, и давай поклоны бить. Все на Василия Семёновича уставились воеводы с открытыми ртами. Однако вскоре и князья Семён Иванович Телятевский-Пунков и Василий Иванович Осиповский-Стародубский признали в невысоком воине, просто одетом, брата Великого князя. Если раньше на него особого внимания в Кремле не обращали… Ну, есть больной брат меньшой у Ивана, почти юродивый, мычит и брови насупливает, то после того, как он прострелил колено князю Мстиславскому, сразу заприметили. Пойди тут не заприметь, если один братец псарям даёт команду батогами забить до смерти главу Боярской Думы, а второй лишает ноги, её пришлось отрезать и прижечь рану, чтобы спасти князя, представителя известного рода Гедиминовичей.
Пришлось Юрию Васильевичу раскрывать свою личину и перед остальными князьями — воеводами.
— И не просите, командовать я тут ничем не собираюсь…
Нет, такой классной фразы ему сказать не дали. Пенять начали, что ослушался отрок и брата старшего, и митрополита Макария, и Думы, которые все вместе и каждый по отдельности запретили Юрию на эту войну ехать.
— Нужно срочно князя отправить домой в Москву под надёжной охраной, сотни воев должно хватить, — как самый главный, резюмировал первый воевода Большого полка князь Семён Иванович Телятевский-Пунков.
— Пётр Иванович, а как же ты решил ослушаться Великого князя и взял с собой отрока на такое опасное дело⁈ А⁈ Отвечай! — князь Шереметев указующим перстом ткнул в боярина Репнина.
Юрий свет Васильевич всех этих обличительных речей не слышал, понятно. Но когда пальцем все стали в Репнина тыкать и брови кустить, то руку поднял и гаркнул… ну, как гаркнул,