— Мастер Николай, а как вы думаете… Если калибр миномёта будет два вершка (90 мм) такой ствол не разорвёт? — а чего? Известно же, что аппетит приходит во время еды.
Обераркер снял мурмолку, подаренную ему Великим князем Иваном, и промокнул соболями испарину на лбу. Они уже вернулись на Пушечный двор и обсуждали сроки изготовления десяти мортирок этих и десяти фальконетов. А ведь и правда! Мастера пот прошиб. Ничего не мешает сделать калибр немного побольше. Заряд пороха нужен небольшой и ствол выдержит. Но зато в такую гранату пороха войдёт в два раза, а то и три раза больше. Если сто, не маленьких мин у тебя над головой взорвётся, а сто больших? И ведь ничего нового этот княжич не придумал. Мортиры уже есть. Гранаты тоже Николай слышал французы уже начали использовать. Вот он просто совместил эти две простые вещи, а вон какой ужасающий результат. И свистящие стрелы давно известны. А вот всё вместе никто, кроме этого, молодого ещё человека, пацана практически, не додумался сделать. Конечно, надо попробовать.
— Я сделаю мортирку на три дюйма, на три дюйма с половиною и на четыре дюйма. (От 75 до 100 мм). Нужно найти оптимальное отношения веса орудия со станиной, как вы её называете, к силе взрыва. Ну и к прочности орудия, понятно.
Монах, что вечно ходит с князем Юрием Васильевичем застрочил на бумаге. Князь глянул на него, на немчина, и указав на карандаш в руке монаха, сказал.
— Мастер Николай. В Европе ведь графит молотый используют для приготовления зернистого пороха. Мне нужен графит. Любой. Кусковой или молотый. Мне нужно брату Михаилу удобный карандаш сделать. Можете вы написать письмо друзьям, чтобы они послали сюда купца с грузом графита. Деньгами не обижу и на обратную дорогу дам воинов в сопровождение.
Событие пятнадцатое
Испытания другого оружия прошли не менее успешно, и тоже на мысль одну Юрия Васильевича навели. Даже на две. Мастер Пахом Ильин за прошедшие две с половиной неделей развернулся на полную. Он, как и договаривались, выдавал теперь по одному тромблону в день. Итого: теперь уже есть пятнадцать ручных пушечек.
Несколько раз выстрелив из неё, Юрий Васильевич понял, что стрелять от пояса, как в боевиках американских из дробовика крупнокалиберного делал, например, Шварц-Терминатор он точно не сможет, его просто перевернёт и на попу посадит в лучшем случае. Даже на вытянутых руках и упираясь одной ногой, при выстреле его почти роняло.
Первым делом Артемий Васильевич вспомнил о гаковницых. Это тот же самый дробовик, но веком раньше, во времена гуситских войн, в Богемии, изобретённый. Гак — это крюк. Снизу такой приделывался, чтобы отдачу компенсировать, цепляясь им за борт телеги или выступ крепостной стены. (Гако́вница (нем. Hakenbüchse соответствовало фр. arquebuse — аркебуза). Нужно добавить эту штуку к тромблону снизу. Он ведь с лодок стрелять будет в том числе, кто мешает за борт лодки зацепиться гаком?
Второе, что пришло на ум, так это то, что предки были не дураки, раз стрельцам выдали большие топорики — алебарды и бердыши. Нужна подставка для стрельбы, а чтобы как у мушкетёров она не стала просто придатком в виде сошек, нужен именно бердыш, а ещё лучше алебарда, чтобы это в то же время был и копьё, ведь им против конницы воевать.
Потому, как только первые испытания закончились Ляпунов с братом Михаилом приказ написали кузнецам, что на Пушечном дворе за холодное оружие отвечали: «Сковать топорки по образцу и те топорки насадить на долгие топорица, мерою дву аршин». Бердыши на вооружении поместного войска уже были, но там крепление «косицы» или лезвия ненадёжное — заклепками, где три, где пять гвоздей. Железо мягкое и заклёпки быстро разбалтывались, а то и вовсе перетирались и выпадали. У алебарды же кузнечная сварка использовалась, что гораздо надёжнее. Да и легче она. И в то же время против конницы копьём сподручнее работать.
А сама стрельба? Тут Боровой решил, возможно, что и первый в мире, бумажный патрон использовать. Часть ратников стреляла по старинке. Засыпали из берендейки порох в ствол, потом пыж туда шомполом забивали, потом дробь засыпали. Потом снова шомполом пыж, чтобы это все не высыпалось. С бумажным патроном получалось всё же быстрее. Правда, добавлялась операция после выстрела ершиком пройтись по стволу удаляя не сгоревшую тлеющую бумагу. Но всё одно получалось стрелять быстрее. Три выстрела в минуту лучшие стрелки вполне успевали сделать.
Зато столкнулись с проблемой хранения патронов. Нет, бумага использовалась вощёная или промасленная, но специально, как бы под дождь попадали, поливая патроны из лейки, летом же операцию будет проводиться, а летом дожди не редкость, и оказалось, что даже промасленная бумага порох очень гигроскопичный не спасает от окомкования. Перевозить патроны стали почти так же, как англичане порох в бочонках перевозят. У них внутри бочонка кожаный мешок ещё, плотно зашитый. Юрий Васильевич приказал изготовить почти герметичные, плотно закрываемые сундуки, пропитанные и покрашенные олифой и доски в них вдобавок на рыбий клей сажали. А внутри, как у наглов, ещё и мешок, но не из кожи, а полотняная — льняная ткань, обработанная воском, канифолью и яичным желтком. Тот же брезент, но тонкий.
А вот второе изобретение, которое должно серьёзно улучшить меткость стрелков — это очки. Бился над ними Юрий Васильевич целый месяц. Начал с обычных и привычных для человека из будущего, где два стекла в оправе и дужки за уши. Даже сделал несколько. Вспомнил, что очки были в роговой оправе, ну нашли ему лосиные рога лопаты и сделали ювелиры очки. Они и падали, и сползали на нос, и ломались. Пришлось заменить дужки банданой, потом два стекла заменить на одно, и в результате через месяц все это вылилось как бы в очки сталевара. Длинное стекло на оба глаза, вставленное между двумя железками и способное задираться вверх, когда не стреляешь. Крепилось приспособление к кожаной толстой ермолке (тюбетейке), которую надевали под шелом.
Зато теперь люди стреляли не боясь, что им глаза выжжет, не жмурились. А то из-за этого обычно выстрел вверх уходил. Для остального лица Юрий ввел нашейный платок,