Грейг стоял у скошенного окна своей адмиральской каюты и всем своим видом изображал вселенскую скорбь. Даже его георгиевский крест, казалось, не гордо висел на черно-оранжевой ленте, а болтался на середине груди. Взгляд контр-адмирала был направлен не на собеседника, а на облепивших «Исидора» «остиндийцев», на которых шла активная подготовка в плаванию. Бесили! Как же хотелось бравому шотландцу их сжечь! Точно также, как он лично сжег брандерами в Чесменской бухте турецкий флот.
Роман Воронцов оторвался от дегустации средиземноморских деликатесов из капитанского погреба. Он прибыл в Лондон разведать обстановку, оставив дочь в Париже, где все уже было на мази. Катя развила кипучую деятельность среди парижских радикалов, основала свой салон, удачно подгадав момент: знаменитый салон мадам Жоффрен доживал последние дни, старушка серьезно болела, а ее дочь не жаловала энциклопедистов (3). Центр интеллектуальной жизни Парижа переместился в дом боярыни-рюс, как окрестили Екатерину Дашкову острые языки аристократов. Сие мероприятие щедро субсидировалось из России.
— Царь Петр не оставит моряков своей заботой. Я решу вам этот вопрос. В крайнем случае, возьму займ у лондонских банкиров.
Грейг резко развернулся. Всплеснул руками.
— У вас есть такие полномочия⁈ Неужели? Знали бы вы, Роман Илларионович, в каком двусмысленном положении я оказался. Капитаны не бросили мне ни слова упрека, но в их молчании я слышу намек на мое шотландское происхождение.
— Вы обесцениваете свои заслуги, контр-адмирал. Россия никогда не забудет вашего подвига! И ваш русский безупречен! — польстил собеседнику граф по-французски.
Алексей Самуилович действительно прекрасно говорил по-русски, освоил его за считанные месяцы. И не только язык, но и повадки русского барина. Его белый мундир с зелеными обшлагами и отворотами и зеленый камзол были щедро украшены золотым шитьем, не уступая в роскоши и изысканности кафтану графа.
— Расскажите мне, что происходит в России. До нас доходят весьма противоречивые слухи, а в середине лета мы перестали получать даже указания из Петербурга. Все знают, что в стране случилось большое несчастье, что династия пресеклась, что на престоле новый царь. Но кто он — самозванец? Узурпатор? Вице-адмирал Елманов отправил меня в помощь Кронштадту, а я его так подвел!
Воронцов охотно откликнулся на предложение, даже предложил позвать офицеров. Просторная каюта заполнилась моряками. Все слушали графа, затаив дыхание. Его версия событий в России не то чтобы поразила, но взволновала. Особенно известия о судьбе южной армии, коварстве шведов и предательстве поляков. Но призыв Воронцова принять как есть воцарение Петра III не вызвало энтузиазма. На борту эскадры было немало крепостных, прислуживавшим морским офицерам, своим господам.
В свое очередь, Грейг рассказал Воронцову о состоянии дел в эскадрах, оставшихся в Архипелаге. Оно было удручающим. Три линейных корабля, включая героический «Не тронь меня!», пришлось разобрать на дрова. Для ремонта остальных требовалось не менее полугода и килевание, а также до 300 палубных и до 15 тысяч обшивочных досок, достать которые можно было только в Ливорно. Фрегаты «Слава», «Наталья» и «Архипелаг», а также множество зафрахтованных торговых судов челночными рейсами, пока позволяла навигация, перевозили в Россию греческих переселенцев и пиратов-арнаутов.
— Насколько я осведомлен, — поведал по секрету Грейг, — Елманов намерен ввести в Черное море как можно больше кораблей. С такой просьбой к нему обратился наместник Румянцев в начале осени. Единственное, что останавливает вице-адмирала, — это отсутствие надежной якорной стоянки и базы для зимовки. Генерал-аншеф Долгоруков обещал заключить с крымским ханом договор аренды Ахтиярской бухты. Там уже возводятся укрепления…
Граф Воронцов покинул гостеприимных моряков в смешанных чувствах. Судя по сухому прощанию капитана 1-го ранга, командира «Исидора» Сурмина, далеко не все моряки готовы принять перемены в России.
«Пожалуй, я пока воздержусь решать финансовые проблемы нашего флота в Лондоне», — к такому выводу пришел Роман Илларионович.
* * *
Без меня меня женили!
А что мне еще могло прийти в голову, когда по возвращении в Петербург я узнал, что у меня завелась ни много ни мало… фаворитка! Таковой назначили Агату Львовну Курагину!
Кто назначил? Вот тут непонятно. То ли молва народная, то ли некие силы бывшего двора, прячущиеся пока в тени.
Об этом мне поведал Жан, пока помогал переодеваться с дороги. А ему — Антошка, бывший камердинер Павла, отбивавший чечетку каблуками своих башмаков, чтобы занять место возле моей персоны. Как ни странно, мой французик не возражал, объемы Зимнего его пугали. И среди придворной челяди он себя чувствовал белой вороной.
— Господин Шешковский месье Антуана проверили, возражений не имеется.
— Да погоди ты со своим Антошкой! Ты мне толком расскажи, что тут такого стряслось, что все на ушах стоят. Дворец не узнать: кареты у входа, в коридорах суета…
— Царевна Наталья Алексеевна прием в вашу честь готовят. И гостей изволят принимать. Также и мадемуазель Курагина. У нее теперь в покоях аншлаг. Посетители с прошениями, подарки, цветы посыльные доставляют…
Я почесал в затылке.
— Ничего не понимаю. Какие покои с подарками? Разве Курагина не со всеми фрейлинами поселилась?
— Ваше Величество, как же можно? — Жан закатил глаза — так обычно слуги намекают, что хозяин-то того, недоумок каких поискать. — В ее положении⁈ А вдруг вы соизволите ее навестить? Да и где ей давать частные аудиенции?
— Так, стоп! Куда въехала Августа? В свои бывшие комнаты?
— Никак нет. В них теперь обитает мадемуазель Агата. А царевна заняла покои бывшей императрицы.
Вот это я понимаю! Вот это сквоттинг высшей пробы! Самовольное занятие жилых помещений наипервейшего разряда во всей Империи! Ну я им сейчас устрою!
— Жан! Твой Антошка далеко?
— Ожидает решения своей судьбы под дверью, — невинно разъяснил француз.
Его настойчивость и эта наигранная простота со всей ясностью мне подсказывали, что Жану хорошо так позолотили ручку за протекцию. Ну-да и черт с ним! Как ни меняй порядки в империи, все равно старые неписанные законы пока берут свое.
— Пусть этот претендент на мой ночной горшок мухой метнется к обеим красавицам и сообщит, что я немедленно их жду в своем кабинете! Немедленно!
— Как прикажите!
Жан исчез, а я, недовольно бурча себе под нос, отправился в кабинет посмотреть бумаги, пока жду Августу с Агатой. В запасе не меньше получаса. Ни на секунду не поверю, что уложатся за меньшее время. Прическу поправить, надушиться, срочно поменять ленту или бантик, который вдруг разонравился…
Разодетый в новую