— А чем я войска кормить буду? — задал мне мой главнокомандующий резонный вопрос.
— Во-первых, мы взяли богатый польский обоз. На первое время хватит. А во-вторых, пока готовишься — посылай команды фуражиров. Армии у Станислава уже нет, можно заходить в польские земли малыми силами. Как у казаков принято — загонной сетью. Только наша цель — не полон, а зерно, продукты. Потрошить будем магнатов, крестьян не трогать. Наоборот, им землю поможем захватить и поделить. А склады в богатых поместьях на Волыни, в Умани и в ближайших к нам воеводствах гребем подчистую. И на возы. Санный путь встанет — повезем это зерно по всей России. Особливо в пострадавшие от войны районы. Иначе зиму не переживем: мне народ нужно накормить.
— А ценности?
— Все, что найдете — забирайте. Дорогую посуду, мебель… И не только стулья да шкафы, но и картины, скульптуры, книги старинные, породистых лошадей… Все то, что в крестьянском хозяйстве без надобности. А то я знаю этих пейзан — нагребут до кучи все, что под руку подвернется… Нет, мы магнатов так распотрошим, что с сумой пойдут по шляхам побираться!
— До Волыни далече мне будет.
— А Овчинников тебе на что? Крымский корпус, считай, уже наш. Нависать над Румянцевым нет нужды. Наш главный кавалерист сейчас где, в Киеве? Вот пусть и выдвигается. И начнет прямо с Белой Церкви, со староства Брагинского. Он заслужил, пся крев, чтобы его от души пощипали… И еще зимние вещи! Нам в папахи и полушубки нужно всю армию одеть. Особенно легион Зарубина. У меня на него большие планы…
Вот такой наказ получил от меня Подуров перед отъездом.
* * *
Скрипела карета, качалась. Мысли путались, перескакивали с третьего на десятое. За запотевшим окошком рассвело, и рассеянный свет позволил наконец взяться за корреспонденцию, которую отложил на потом.
Быстро проглядел отчет Перфильева. Ничего экстраординарного, но проблем у канцлера все больше и больше. Тут ведь как? Ухватился за конец ниточки — и поползло, одно за другое цепляясь. Ничего, дай бог, разгребем.
А вот «секретное мнение» Безбородко. Вечно у этих дипломатов все изподвыподверта. Назвал бы документ, как Афанасий Петрович, доклад, отчет или еще как. Так нет, нужно обязательно выпендриться. Мнение, понимаешь, да еще секретное…
Прочитал.
Новости не то чтоб напрягли, но и особо не порадовали. Неспокойно в Европе, тучи сгущаются. Насторожил один абзац. Министр доложил, что в Петербург прибыл сеньор Фарнезе с персоной, пожелавшей остаться неизвестной. Даже лицо скрывала эта загадочная личность за капюшоном сутаны. И по ощущениям Безбородко, это инкогнито не с Фарнезе прибыл, а Фарнезе с ним. То есть ко мне на встречу заявился очень серьезный волк из иезуитской стаи. Если бы не знал, что Черный Папа сидит в римской тюрьме, предположил бы, что именно он в гости зашел на чаек. Видимо, кто-то из его замов. И предстоят нам переговоры непростые, но крайне важные. Так что скорее в Петербург! Дела дальневосточные, китайские тоже не след из виду выпускать…
Под днищем кареты что-то хрустнуло, ее подкинуло, я впечатался головой в крышу и выпустил из рук «секретное мнение». Треск, вопли снаружи с облучка и от охраны — задний угол кузова резко осел. Не иначе как колесо потеряли. Вот вам и прокатился с комфортом! Дороги и дураки, дураки и дороги — как же мне с вами справиться?
(1) Московский легион в описываемое время был разделен на две части. Отдельные батальоны, включая гренадерский с М. И. Кутузовым во главе, находились в Крыму.
Глава 2
Желтый лондонский туман, воняющий угольным дымом и нечистотами, не без успеха проникал в плотно закрытое окно в кабинет графа Саффолка, Секретаря Северного департамента при кабинете премьер-министра лорда Норта. Его ведомство, конкурент Южного, уже больше двухсот лет занималось делами Нидерландов, германских государств, а также России (1). Именно по этой причине сэр Ховард выслушивал отчет Джекинса, успевшего выехать из Петербурга морским путем до того, как лед сковал Финский залив.
Английский политик и дипломат сидел в кресле у горевшего камина вполоборота от докладчика, стоявшего навытяжку. Саффолк не предложил ему присесть — не из вредности, так было принято.
— Наверное, соскучились по дымам отечества, Джордж? Я же от них так устал! Когда правительство соблаговолит подарить нам достойный дом и перестанет держать нас в арендованных помещениях, в которых дует изо всех щелей этой лондонской взвесью, по недоразумению названной воздухом⁈
— Если бы вам, сэр, довелось переночевать в русской курной избе, вы бы переменили точку зрения.
Граф покатал на языке варварское слово «curnaia», как сухой боб, скривился и уточнил, о чем идет речь.Он был любопытен от природы, ценил новые впечатления и обожал путешествия. В его расспросах о России не было обычной светской любезности — подлинный живой интерес.
— Это означает «протопленое по-черному помещение», — вежливо пояснил посланец лорда Норта в далекую Московию.
— Бог мой, какая дикость! Надеюсь, в дворцах, где вас принимали, все обстояло иначе?
— Вполне цивилизованно, сэр, даже с избытком. Русские зимой топят очень жарко.
— А как они справляются с морозами, выходя на улицу?
— Шубы, русские меха. Но не подумайте, что на мягкой рухляди можно хорошо сэкономить. Мне за шубу пришлось выложить три тысячи фунтов стерлингов. Наш министр сокрушался, что на гостином дворе при закупки зимней потребности посольства издержали более сорока тысяч фунтов стерлингов.
— Недешевая жизнь, однако, в Петербурге.
— Сейчас все очень подорожало, сэр. Война с османами, смута… Русские даже ввели у себя бумажные деньги, зачем-то привязав их к меди, а не к золоту или серебру. Я вам покажу.
Джекинс протянул начальнику русскую ассигнацию номиналом в 25 рублей. Сэр Саффолк изумленно вздернул брови, не решаясь касаться этого жалкого клочка бумаги.
— Что за примитив! Это не банкноты, а обычные расписки — никакого сравнения с нашей купюрой в десять фунтов. Их же легко подделать!
— Уже, сэр. Умельцы легко превращают цифру 25 в 75. Новый финансист русского царя, — сэр Джордж с трудом выговорил фамилию Бесписьменного,