(я не хочу убивать тебя.
придется, потому что, если освободишь меня, я сделаю все, чтобы помешать вам)
– Закон Равновесия не о том – рьяно возражает мама.
– Серьезно? Тогда спроси, что об этом думает отец. Уверен, у вас найдется.. – Имф опять закашливается и харкает кровью – .. о чем поговорить.
Глубоко вздыхает, прочищая горло, и усмехается:
– Но ты не думай, что я уже сдался. У меня нет цели падать жертвой во имя своей идеи. Я хочу жить в лучшем мире, а не умереть за него.
Он говорит, а я замечаю, что за это время раны на его теле становятся меньше. Затягиваются и уменьшаются.
И теперь позволяют ему вновь обрести опору под ногами.
Едва это происходит, он снова смыкает руки.
Мама поднимает руки на уровне лица, словно боксер, но ничего не делает. Выжидает удара – а не наносит первой.
Имф концентрирует в руках густой серый шар.
Мгновение – и он летит в маму.
Но вместо того, чтобы блокировать его, уклониться или нейтрализовать – она просто отражает его.
И теперь этот шар летит обратно прямо в своего хозяина.
Сшибает с ног и сносит в стену. Известка где-то крошится и падает на плечи его джемпера. Какое-то время он вовсе не шевелится – и я даже решаю, что он умер.
Но вот рука вздрагивает – следом шея, и брат вновь закашливается кровью.
И вновь встает.
Он был не прав, когда сказал, что я из нас двоих больше похожа на отца. Пусть он не хочет этого видеть – но в Инфе от него гораздо больше.
Та же сила духа, та же целеустремленность, тот же напор и отрешение от любого рода поражения. Он похож на него больше, чем кто-либо из нас.
Имфлюинс едва держится на ногах, но раны начинают затягиваться – а он вновь поднимает руки.
Лицо мамы перекашивается болезненной гримасой. Я вижу, как ей трудно даже просто отражать удары, которые приносят Инфу такой урон.
– Я с ним разберусь – говорю я и делаю шаг вперед.
Но, видимо, в этот раз он обвел нас вокруг пальца. Если и получил урон – то меньший, чем показал.
Потому что едва мы чуть расслабляемся – он тут же совершенно беспрепятственно встает ровно, сводит руки вместе и держит до того момента, пока между ними не появляются вспышки, точно накалы электричества.
Я вижу такое впервые.
И когда эти вспышки становятся максимально яркими – он отрывает одну из ладоней и направляет вниз, словно рукоять меча.
Мама быстрее понимает в чем дело и хватает меня за руку, образуя сильную блокировку.
А вот собаке в десяти ярдах от нас, что просто бежала мимо – везет меньше. Она тут же начинает дрожать, все сильнее и сильнее, после чего просто-напросто загорается, как спичка, и превращается в пепел.
Он пустил этот ток вниз.
Провел по земле настоящий оголенный провод напряжением в несколько миллионов вольт.
Осознание того, что подобная выходка была направлена уже не только на нее – но угрожала и мне, выводит маму из «мирного оцепенения». Она сжимает губы и, сняв блокировку, делает шаг к Имфу.
Еще и еще – она отражает его удары, после чего посылает свои. Каждый из них попадает в цель, и очередной просто добивает.
– Апх-ргх – Имф сползает по стене. Его тело безвольно подрагивает– как и красные крылья позади.
Он смотрит на маму в ярде от себя снизу вверх и начинает смеяться, словно сумасшедший. Но зная брата, подозреваю, что это истерический смех:
– Ну давай, заканчивай, мам. Не будем тянуть.
– Я сказала, что собираюсь тебя остановить, а не убивать. Это я и сделала.
Он судорожно вздыхает:
– А я тебе говорил, что так в жизни не получается.
Его крылья в мгновение закрывают в кокон израненное тело хозяина и он исчезает в бордовом мареве так же быстро и иллюзорно, как ранее Персит на стоянке.
Мама резко оборачивается ко мне, но не успевает ничего сказать касательно дальнейших действий.
Потому что через квартал от нас, аккурат со стороны центральной площади, где должен выступать Пирстон, раздается взрыв.
Реджи.
Глава 11
Реджинальд
-1-
Я бегу так быстро, что очень скоро начинает жечь в груди. Будто маленькое пламя, зародившись, разгорается и разгорается, подначиваемое дровами. И в скором времени заставляет меня гореть изнутри.
Но я все равно бегу. Бегу и не оборачиваюсь – на это нет времени. Нет времени и на то, чтобы передохнуть. Мое костлявое тело, не привычное к таким (да и любым) нагрузкам – протестующе стонет и скрипит, словно ржавая машина. Раненое плечо ноет и продолжает кровоточить – в отличии от бессмертных, я не регенерируюсь за минуты.
Думаю, если выживу – мне потребуется не меньше месяца и пары тройки швов, чтобы эта рана окончательно затянулась. С голенями, думаю, поменьше – но тоже немало.
Наконец, когда уже воздух с громким конвульсивным свистом начинает вырываться из моего рта при каждом рывке – я выбегаю за очередной угол.
Прямо к центральной площади.
На мгновение даже замираю – видимо, у Имфа все-таки получилось то, что он замышлял. А именно – достаточно оттянуть время. Потому что теперь народу столько, что не видно края. Огромные прожектора и мониторы транслируют площадь – и даже они не могут вместить в свое экраны всю ту массу калифорнийцев и СМИ, что натолкались сюда сегодня. Центральный экран – и двое по сторонам от него – показывают со всех углов возвышение сцены, где сейчас выступает бывший губернатор Эдвард Розли со своей прощальной речью.
Погано.
Значит, все зашло слишком далеко. Обычно, перед ним следует пара человек постом поменьше, потом бывший губернатор – а следом за ним новоизбранный.
Значит, речь Пирстона совсем не за горами.
Я быстро оглядываю глазами сцену и все, что перед и за ней – стараюсь максимально резво сообразить, что именно я здесь могу сделать. Очевидно, что сейчас сцена – это просто сгусток проводков и различных технических ухищрений. Беспроводные наушники, что едва виднеются маленькими каплями в ушах Розли (а значит будут и у Пирстона), микрофоны, многочисленные мониторы, прожектора – и это не говоря об электронной системе дверей позади.
Все это – одно сплошное электрическое поле. Они сейчас зависимы от него целиком и полностью.