Проснуться - Борис Акунин. Страница 12


О книге
удовольствия. Всю уродливую типовую застройку давно убрали, остались только красивые или исторические здания. Понастроили массу всего красивого. Всюду зелень, инсталляции, аттракционы. Семьи приезжают погулять, молодежь развлекается, школьников привозят на экскурсии. Что-то вроде диснейлендов, короче».

«А где же все живут?»

«В основном в поселках и в «изосекторе». Про поселки сейчас расскажу, а «изосектор» — это изолированные дома. Как раньше дачи, только как правило с большими участками. Нет, не дачи, а вроде старинных усадеб. Само собой, стоит это очень дорого. Один из немногих способов получить бонусы от богатства. Я-то обосновался в поселке, чтоб не сидеть сычом в лесу или посреди поля. Но ты наверно захочешь устроиться подальше от толп. Хотя не знаю. Может, тебе понравится в поселке. Там классно. Скоро посмотришь. Это совсем иной принцип обустройства жилищного пространства. Но главная перемена даже не в том, какие теперь дома, а в том, где человечество селится. В прошлом веке, в наши с тобой времена, только 10 процентов суши было заселено, а две трети поверхности — пустыни, горы, ледники — считались вообще непригодными для обитания. Принятая тридцать пять лет назад программа «Вся Земля — Дом» переселила девять десятых человечества на новые площади, так что никто больше не теснится, не сидит друг у друга на голове. Поселки повсюду. В Сахаре и Каракумах, в Гималаях и Андах, даже в Антарктиде и Гренландии. А кроме того, вошли в моду…».

«Стоп-стоп-стоп, — перебила Елена. — Да кто согласится жить в Сахаре или в Антарктиде?»

«Когда ты увидишь поселок «Монт-Моди», поймешь, что такой может находиться где угодно. Климат значения не имеет. А построить жилье во льдах или в пустыне, конечно, намного дешевле, чем на Абхазской Ривьере».

«Абхазская Ривьера это считается очень круто?»

«Ты чего? Субтропики, горы, микроклимат. На втором месте по цене после Гаити. Но ты опять меня перебила. Я хотел рассказать, что в последнее время самый писк — квартира на «плавучем острове». Это такая здоровенная плавбаза, которая перемещается по морям. Стандартный вариант — пять тысяч пассажиров. Юридически это кондоминиум. Как жильцы проголосуют, туда и плывет. Правда, основной контингент не владельцы, а съемщики. Говорят, через некоторое время кочевать «по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там» надоедает, опять же большинство может взять и проголосовать за порт, который тебе не нравится. Но будь я помоложе, обязательно годик-другой поплавал бы. Иногда я гуляю по ноовебу, изучаю варианты. Подобрал несколько люксовых. На случай если ты вдруг захочешь попробовать. Поплаваем по шарику, посмотришь, как он изменился. Изодомом можно и попозже обзавестись».

«Всё такое вкусное, — облизнулась Елена. — Помнишь, был такой анекдот? В прошлом веке?»

«Нет. Но я могу попросить «ассиста», он напомнит. Или порыться в эйдетической памяти. Я тебе говорил, что наша лаборатория подбирает коды к забытым воспоминаниям. Если я когда-то знал анекдот, его можно выудить на поверхность по ноосвязи».

«Ты уже говорил про нее. Что такое «ноосвязь»? И «ноовеб»?»

«Ноовеб — это вроде старинного интернета. Информация, находящаяся в ноосфере общего использования. Через нее осуществляются почти все контакты. Техническое устройство всё то же, — Алик показал браслет. — У каждого свой уникальный код. Настраиваешь канал и контактируешь напрямую, через мозговые импульсы. Мы с тобой первым делом «спаримся» — так это называется. Ты часто услышишь, как люди, знакомясь говорят: давай спаримся. Не вздрагивай. Ничего сексуального тут нет. И кстати ни к кому не обращайся на «вы». Ни в одном языке этой формы не осталось. Тебя просто не поймут».

Они летели над озером, мимо города, где Елена прожила больше двадцати лет. Женева сверху выглядела такой же, как раньше. Хотя нет — стало намного больше зеленых квадратов. И улицы опустели, никаких автомобилей.

«Слушай, а памятник Карлу Фохту снесли?» — спросила она, когда внизу показались корпуса университета.

«Зачем? — удивился Алик. — Как стоял, так и стоит».

«А когда я… отбывала, собирались убрать расиста и сексиста. Демонстрации, то-сё. Передумали?»

«Вся эта волна, как она называлась-то, woke? Что-то такое про «черные жизни», про гендеры, уже не помню, схлынула еще в тридцатые годы. Сейчас то общественное движение называется «Ментальная революция» — как в 1960-е была Сексуальная революция. Ментальная революция раздвинула рамки, поломала старые стереотипы, кого-то, как водится, унесло в маразм, дураки начали молиться и расшибли себе лбы, но потом всё разумное осталось, всё дурное отшелушилось. Насчет рас ты сама видела. Три четверти тех, кто старше шестидесяти — «коктейль-дженерейшн». Всем наплевать, какой расы были твои бабушки и дедушки».

«А с сексменьшинствами что?»

Алик призадумался.

«Знаешь, я не слыхал здесь такого термина. Нет, я помню, в наши времена он звучал постоянно, но сейчас вышел из употребления. У всех мозги устроены по-другому. Ну и потом когда столько людей сегодня тети, завтра дяди, потом снова тети, какие на фиг сексменьшинства?»

В поселке

«Ой, что это?» — воскликнула Елена, показывая вниз.

Под высокой заснеженной горой, на белом плато, где раньше была лыжная станция, ослепительно сверкала громадная черная шайба. Размером она была со стадион Уэмбли, где они с Аликом были на финале Лиги чемпионов за полгода до того, как всё закончилось. Нет, прервалось — на восемьдесят лет.

«Это и есть поселок «Мон-Моди». Место выбрали из-за пугающего названия [Mont Maudi — Прóклятая Гора (франц.)] — в восьмидесятые была мода на макабр. Потому и тонировка такая траурная. Декор внутри — скелеты, призраки, мертвецы. Тебе понравится. Четыре ресторана: немецкий «Франкенштейн», японский «Камикакуси» (это значит «Унесенные призраками», старинный культовый мультик), французский «La Barbe bleue», китайский «Культурная революция». Косметический салон «Краше в гроб». Отель «Пер-Лашез». На Хэллоуин к нам прилетает куча туристов. Устраиваем для них шоу. Мы — достопримечательность. Хотя у каждого поселка есть какая-то своя фишка».

Муж нажал кнопку на пульте. На краю крыши комплекса раздвинулась панель. Аппарат сбавил скорость, опустился на заполненную такими же карами парковку, уверенно покатил между рядами на свободное место.

«Все поселки разные, но устроены по единому принципу. Закрытый контур, в котором поддерживаются комфортная атмосфера, температура, давление, влажность и прочее. Внешняя стена, обычно многоэтажная, — жилой и бытовой комплекс. Квартиры, общественные заведения, школа, спортзалы и всё прочее, необходимое для нормального существования. Посередине — зона для прогулок. У нас там озеро, наша гордость».

Они спустились на лифте в широкое лобби: черный мрамор, посередине ручей с китайскими мостиками. Елена перегнулась через перила — ойкнула. В воде, среди кувшинок, покачивалась мертвая Офелия.

«Ну и нервы у вас тут».

«Не нравится? — встревожился Алик. —

Перейти на страницу: