Дамир внимательно меня выслушал, и молчит, скользя взглядом по лицу, Шее, плечам. Невольно передергиваю ими, сбрасывая этот неприятный, липкий взгляд.
— Дамир Исламович, — отвлекаю его от этого неприятного занятия. — Если вас интересует что-то конкретное, можете уточнить.
Арифулин усмехается и делает пару шагов ближе.
— Как там наш дикий, интернатовский зверек? — пробегается пальцами по столешнице. — Он так быстро бегал по полю на матче. Я думал, мотор выплюнет. Что там у него с кардиограммой?
— Все под моим контролем, не волнуйтесь.
— Я и не волнуюсь, — ухмыляется Арифулин. — Незаменимых нет. Только Лешего жаль… — вздыхает он. — Подписался на такое гиблое дело.
— Что вы имеете в виду? — Напрягаюсь я.
— Абсолютно ничего. Просто слышал, ты уделяешь ему больше времени, чем остальным игрокам, вот я и решил уточнить, может у парня какие-то проблемы со здоровьем. Нет, значит нет. Пусть играет. Дальше посмотрим.
— Вы такой… заботливый, Дамир Исламович, — выдавливаю из себя. — Парням так повезло со спонсорами.
Арифулин раздраженно сжимает челюсти, но быстро расслабляется, лезет во внутренний карман куртки и достает оттуда черную коробочку.
— За отличную работу на благо «Авангарда», — ставит ее передо мной, и быстро уходит, лишь от двери бросив на меня странный, тяжелый взгляд.
Глава 14
Мирослав
Я хотел сгонять домой между тренировками, но в одном из коридоров меня ловит Катя. Вспоминаю про то, что должен иногда ходить к ней. Меня напрягает, но с этим психологом хотя бы может быть весело.
Шагаю вслед за Шмидт к кабинету, чтобы отбыть повинность и успокоить тренера.
— Устраивайся, — она снимает короткий пиджак и вешает его на спинку стула.
Бросает на меня странный взгляд. Вика рассказала про нашу интимную встречу? Девчонки все время много болтают, и мне становится интересно, что именно они обсуждали. В голову лезут пошлые и приятные мысли.
— Ты странно улыбаешься, — замечает Катя.
— Поставишь мне за это диагноз? — Разваливаюсь на стуле и складываю руки на груди.
— Это всегда пожалуйста. Но сначала мы поговорим о твоей стычке с Исаевым, — она покачивает ручку пальцами, постукивая ее концом по раскрытому блокноту.
А я молчу. Не вижу смысла говорить об этом. Ситуация уже случилась, все выжили, Артем придурок, на этом тему можно закрывать, или она ждет, что я начну жаловаться на то, какой он плохой, все время меня цепляет? Смешная… Могу предположить, что Леший стал сильнее волноваться о том, чтобы я не сорвался, но Исаева явно недостаточно для того, чтобы я выкинул нечто похожее на ситуацию в бывшем клубе. Он просто идиот и я могу дать ему в морду за это…
— Забавно, как все меня теперь боятся, — озвучиваю, глядя Кате в глаза. Улыбаться больше не хочется.
Внутри меня снова холодно и темно. Я закрываюсь, не горя желанием поддерживать этот разговор. На месте сижу через силу, потому что так надо, чтобы тут остаться. И говорить что-то Кате придется через силу. Она снова пойдет докладывать Лешему о сеансе.
— Ты не прав, Мир. Тебя не боятся. Я точно не боюсь. Я хочу помочь тебе разобраться в конфликте.
— Женщины не должны разбираться в мужских конфликтах, — отрезаю я. — Мы можем решить это сами. Тем более, это даже не конфликт. Исаев просто ведет себя как малолетка. Я сказал ему об этом, он обиделся. Разве это моя проблема? Тебе стоит лечить его.
— Мне кажется, ты злишься сейчас не на Исаева, — выслушав меня, Катя делает свои выводы.
— А на кого же? Только не говори, что на самого себя. И про травмы детства тоже можешь сразу опустить.
Катя мягко улыбается, откладывает ручку и поднимается, чтобы нажать кнопку чайника. Обходит стол, прислоняется к нему бедрами и улыбается шире.
— Что? — вскидываю руки и роняю их к себе на бедра.
— Но ведь это правда, — мягко замечает наш психолог. — Ты злишься на то, что реагируешь на его выпады не так, как тебе бы хотелось. У него получается тебя задевать. Вот что тебя злит.
— Он просто мне мешает, — огрызаюсь я. — И знаешь, что смешно? Он хороший игрок. Реально хороший. Я видел матчи, и вижу его на поле. Но вместо того, чтобы создать сильное звено и всех разнести, этот придурок устраивает тупые провокации прямо на играх, подставляя всех. Кто-то там рассказывал мне про семью, про важность команды, — хмыкаю, глядя мимо Кати в окно за ее спиной.
— Ты хочешь стать частью этой семьи, — мягко улыбается Катя. — Он мешает.
— Я хочу выстроить нормальную карьеру. Он мешает, — поправляю ее. — С семьей вы как-нибудь без меня.
С минуту мы молчим. Я жду, когда она задаст новый вопрос или отпустит меня уже, наконец, но Катя не торопится. Вместо этого она разливает кипяток по кружкам и ставит одну на стол прямо передо мной.
— Ты сам не замечешь, как становишься частью команды.
— Потому что это не так, — упрямо отрицаю я.
— Ну, для человека, который первое время даже за стол с ребятами не садился, то, что я вижу сегодня, довольно большой прогресс, — она улыбается. — Ты больше общаешься, подключаешься к шуткам, даже споришь с кем-то.
Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку удобного кресла.
— Ты же понимаешь, что вся твоя аналитика не сделает меня другим человеком?
— Конечно, — пожимает она плечами. — Я просто хочу, чтобы ты сам это замечал. Все меняется, хочешь ты этого или нет.
— И что во мне изменилось? — спрашиваю, скептически выгибая бровь.
Катя делает паузу, словно обдумывает ответ, а потом, совершенно будничным тоном, выдает:
— Ты привыкаешь к людям, Мир. Ты способен на это. Способен привязываться к кому-то.
Я не моргаю. Не дергаюсь. Даже дыхание не сбивается. Но внутри что-то все-таки вздрагивает.
— Бред, — отмахиваюсь от ее слов. — Я просто делаю свою работу.
— Ага, — кивает психолог. — А работаешь ты где? В команде. С людьми. С теми, кто тебя поддерживает, даже если ты этого не просил.
Я молчу, но Катя, кажется, этого и не ждет. Она чуть улыбается и спокойно добавляет:
— Привязываться к людям