Волчонок в отличие от меня совершенно спокоен. В его взгляде нет ни смущения, ни неловкости. Наоборот, во всей его позе, в выражении лица, в расправленных плечах читаются уверенность и дерзость.
— Ой! — Прикусываю кончик языка и стараюсь вновь посмотреть куда угодно, только не на него. Чувствую, как голос предательски дрожит, будто я этих амбалов раздетыми никогда не видела. Но со странной, неожиданной растерянностью быстро справиться не получается. — Извини.
Он усмехается, поднимая полотенце и неторопливо оборачивая его вокруг бедер. Позер чертов!
— Ничего страшного, — заявляет наглец, продолжая улыбаться.
Ситуацию спасает Саша, буквально втащив Мира обратно в раздевалку и бросив мне искреннее: «Извини». Киваю ему и почти бегом направляюсь в свой кабинет, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди.
Сижу за рабочим столом, уже пару часов вновь уставившись в экран планшета, но совершенно не вижу букв. Они расплываются перед глазами, а в голове только одно: этот чертов Волчонок и его самоуверенная ухмылка.
Провожу рукой по лицу, пытаясь избавиться от жара, который накрыл меня еще в коридоре. Это было неловко. Абсурдно. Глупо. И, что самое ужасное, я никак не могу выкинуть это из головы.
Откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза. Глубокий вдох, выдох. Должно помочь. Но не помогает. В груди почему-то все еще теплится это странное ощущение, которое мне не нравится. Или, наоборот, слишком нравится, и именно это раздражает еще больше.
— Черт, — шепчу себе под нос, потирая виски.
Это просто физиология, Виктория. Это нормально. Ты взрослая женщина, и тебя не должно удивлять, что молодой, спортивный мужчина может выглядеть привлекательно.
Но черт возьми, почему это именно он⁈
Решительно поднимаюсь из-за стола и хватаю бутылку воды. Мне нужно остыть. Собраться. Переключиться. Я не должна думать о нем слишком много.
Да я вообще не должна о нем думать!
Если бы это было так просто… И дело ведь даже не в этой глупой ситуации с полотенцем, а тех мелочах, которые он успел для меня сделать с момента, как появился в команде. Крошечные, но такие значимые шажки, которые вопреки всему откликаются у меня в сердце учащенным биением и греют израненную, уставшую душу.
Качаю головой. Делаю еще несколько глотков воды и возвращаюсь к работе. В этот раз у меня даже получается вникнуть в текст статьи, а затем перебрать часть препаратов, хранящихся в сейфе для особенно тяжелых случаев.
Так увлеченно проверяю сроки годности на препаратах, что не замечаю Катю, вошедшую в кабинет.
— Так, что у тебя случилось? — Подруга упирается обеими ладонями в стол и внимательно смотрит на меня. — Лицо как у школьницы, которая случайно зашла в мужскую раздевалку.
Я резко вскидываю голову и натягиваю на лицо максимально невозмутимое выражение.
— Ничего, — парирую слишком быстро.
Катя хмыкает, обходит стол и усаживается на его край, скрестив руки на груди.
— Врешь, Виктория Андреевна. Я тебя слишком хорошо знаю. Рассказывай, — она складывает руки на груди и приподнимает темные брови, от чего ее и без того большие глаза, становятся похожи на два блюдца.
Я прикрываю веки, вздыхаю, но понимаю, что сопротивляться бесполезно, и все же сдаюсь:
— Мирослав… потерял полотенце… прямо передо мной.
Произношу это вслух и понимаю, как глупо это звучит. Катя замирает, несколько раз моргает пушистыми ресницами, а потом взрывается таким громким и искренним смехом, что мне остается только вздрогнуть и схватиться за голову.
— Я серьезно! — возмущенно вскидываю руки, и тут же улыбаюсь, точно как девчонка из одиннадцатого класса. — Это было… — облизываю губы. — Неожиданно.
— О, я в этом даже не сомневаюсь! — Катя обнимает себя за живот, пытаясь успокоиться. — Ты… ты красная до ушей. Вик. Это бесценно. Как давно я тебя такой не видела.
— Катя… — прошу ее, — не надо.
— Ладно-ладно, все, — она старательно делает серьезное выражение лица, от чего у меня вырывается смешок. — Я собралась. — Подруга вытирает слезы смеха. — Но ты хотя бы оценила? Ну, знаешь… так, профессионально? — С чисто женским любопытством смотрит на меня.
— Уйди, неугомонная! — Прыскаю от смеха, кидая в подругу ручкой.
— О, да брось, — Катя снова смеется. — Хорошо, что это был не кто-то из наших ветеранов. А Мир… ну, что тут сказать. Природа не обделила его внешними данными.
— Катя! — Я уже не могу ни злиться на нее, ни смеяться. Ну вот что за человек, а? — Иди работать, а то я сейчас начну спрашивать про Лешего, — угрожаю ей.
— Все, все, я ухожу, — смеется она, поднимая руки. — Но, — подруга становится серьезной, — ты будь осторожна, Вика. Ты же понимаешь, что в клубе такие вещи не остаются незамеченными? Если до владельца дойдет, головы полетят только в путь. На этот счет он жесткий мужик.
— Я понимаю. И я не собираюсь допускать ничего из того, о чем ты сейчас думаешь, — вполне серьезно отвечаю ей.
— Да-да, конечно, — улыбается Катя. — Посмотрим, сколько ты еще продержишься против такой харизмы, наглости и напора.
— Работать! — шлепаю ладонями по столу. Подруга снова смеется, но все же уходит, и я возвращаюсь к своим молчаливым лекарствам.
Тишина. Можно успокоиться и немного подумать, но поймать равновесие мне не дают. Без стука в кабинет вламывается Арифулин. Его тоже хочется отправить… работать, но я лишь киваю на его приветствие и всем своим видом показываю, что очень сильно занята.
— Виктория Андреевна, — растягивает он, — можно отвлечь вас на пару минут?
Будто у меня есть выбор.
— Слушаю Вас, — подчеркиваю, — Дамир Исламович.
— Я хотел бы обсудить с тобой состояние здоровья некоторых наших игроков. Ты же понимаешь важность этого вопроса перед следующим матчем. Наша команда обязана победить.
С чего бы вдруг его стало интересовать здоровье наших парней? Арифулина интересуют лишь деньги и результат, который должен устраивать лично его. А все остальное ровным счетом не имеет никакого значения. Вопросы по состоянию здоровья игроков обычно обсуждаются с тренерским штабом.
— Все в порядке, все по плану, — сухо отвечаю ему. — Травмированных на сегодняшний день нет. Все в отличной физической форме. С моей стороны к их