Я раздражаюсь и сейчас, когда резко ударяю по рычагу дворников.
— Пфф-ф… — откинув голову, смотрю в потолок.
Мать надеется, что я буду дома на Новый год. Я тоже на это надеюсь. Одну ее оставлять не хочется. Она получает обо мне так много недостоверной информации, что я устал ее успокаивать.
Вперив тяжелый взгляд в окно, смотрю на снег за стеклом.
Он снова сыпет. Сказочно очень. Это красиво. И я теряю мысль ровно в тот момент, когда вижу, как из здания городской прокуратуры выходит мой дядька. И он не один.
Я резко выпрямляюсь в водительском кресле его «китайца». С ощущением, будто мне по яйцам саданул электрический разряд, сжимаю на руле пальцы и свожу брови.
Полина одета в строгое черное пальто и пушистую шапку.
Мне было бы проще раз в пятьсот, если бы мое алиби так или иначе не маячило в моей башке с утра до вечера.
Каждую минуту.
Куда бы я ни пошел, я думаю о ее словах. О том, что она мне сказала. О том, как она это сказала. И эта блядская трезвость, которая холодит мое нутро и башку, делает каждое ее слово особенно отчетливым и ясным.
Я наблюдаю за тем, как, склонив друг к другу головы, они о чем-то переговариваются. Смотрю на тонкий силуэт, не отрывая взгляд ни на одну гребаную секунду. Мой пульс поднимается. Я стискиваю зубы.
Пока Денис идет к машине, наблюдаю за тем, как Полина сворачивает на тротуар…
Дождавшись, пока хлопнет дверь со стороны пассажирского сиденья, спрашиваю у дядьки: — Что она тут делает?
В моем голосе легкий наезд. Наезд, который мне вообще непозволителен, но я его уже включил. Когда смотрю на Дениса, вижу, что он не особо заметил.
Сосредоточенно листая что-то в своем телефоне, он отвечает: — Она? Она у меня работает…
— В смысле?
— В обыкновенном. По найму.
— С чего вдруг?
— Потому что она толковая, — поясняет Денис коротко.
— Ты ее трахаешь?
Я понимаю, что вконец охуел. И что вопрос охуевший. Непонятно, справедливый или нет. К Денису, к… Полине. Я даже не понимаю, как он у меня родился. За какую-то световую секунду, и я не шучу. Я смотрю на своего дядьку исподлобья, а он глядит на меня в удивлении — вскинув к потолку брови.
— Ты белены объелся?! — спрашивает Денис.
Не знаю.
Я вообще в каком-то аффекте. И я бы мог его ударить. Кажется. А он, кажется, это понял.
— Так трахаешь? — повторяю я свой вопрос.
— Выйди из машины, — велит Денис все с тем же изумлением. — Совсем уже берега потерял.
Сердце долбит по ребрам.
Я забираю с панели телефон и выхожу из салона. Хлопаю дверью, трусцой перебегаю маленькую парковку перед зданием и ступаю на тротуар. Вслед за девушкой в черном пальто, которая быстро удаляется, несмотря на большие тонкие каблуки сапог.
Я нагоняю ее за секунду. Непозволительно ловлю за локоть, заставляя остановиться. Когда она разворачивается ко мне лицом, хрипло говорю: — Привет…
И смотрю. Жадно. На ее шапке снежинки. И на ресницах тоже. Сам я даже капюшон не набросил, да и не беда. Мне, блядь, жарко.
Я смотрю Полине в глаза. Они округляются. Она чуть приоткрывает губы, привлекая к ним внимание. На них тонкий слой неброской помады.
Я точно башкой не думаю. Непозволительно. Твою. Мать.
Под ее глазами тени. Как будто. Легкая синева, которую оттеняет смуглый цвет кожи. Я хочу дотронуться, но мозгов хватает этого не делать. Просто смотрю.
Полина скользит по моему лицу взглядом. Сглатывает. Мне кажется, что в ее глазах я вижу легкую панику. И я держу ее слишком крепко, но расслабить пальцы не выходит.
Я помню ее слезы. Очень хорошо помню. Я просто хочу знать, что у нее все хорошо…
— Привет… — Полина выдергивает руку.
Ощущение ее тонких косточек остается на ладони еще на пару секунд. Она делает шаг назад, смотрит на меня исподлобья. Ее взгляд колючий. Предостерегающий. Я привык видеть ее другой. Мягкой. Податливой. А это… это непривычно.
— Как у тебя дела? — спрашиваю я.
— Все отлично, — бросает Полина.
— Работаешь здесь? — киваю на прокуратуру.
— Да. Денис Рашидович предложил.
Денис Рашидович.
Полина делает еще один шаг назад. Он ощущается как дистанция, о которой она предупреждает. В моменте мне кажется, что я зря научил ее хуку справа, и хоть он детский, раз в год и палка стреляет.
— Насчет того, что ты сказала… — говорю я.
— А что я сказала?
— О том, что мы могли бы встречаться.
Она следит за мной взглядом, будто я представляю угрозу. Вдумчиво, как умеет, контролирует каждое мое движение. Держит меня на расстоянии. Я вижу это. Видеть подобное — это, блядь, моя работа. Но от ее сопротивления у меня в крови шипит тестостерон.
— Ты не совсем понимаешь, как выглядит жизнь профессионального спортсмена, — объясняю я, глядя в ее лицо. — Уложиться в мой график сложно. Это все непросто. Моя жизнь… в нее сложно попасть, совпасть…
Это действительно так. Это отлично известно Динаре, она выросла в семье спортсменов. Она понимает, о чем я говорю, как никто. И я верю в то, что говорю, именно поэтому мой голос звучит абсолютно серьезно, несмотря на то, в какие крайности меня швыряет с тех пор, как увидел Полину с Денисом.
Полина отвечает мне злым вопросом:
— Зачем ты это говоришь?!
— Чтобы ты поняла, почему мы не подходим друг другу, — объясняю я.
— Отлично, — кивает она. — Я поняла. Это все?
— Нет…
— Поля… — слышу голос за спиной и оборачиваюсь.
Из большого «Мерседеса» выходит какой-то пацан в бейсболке. Лощеный, в дорогих шмотках.
— Все нормально? — Он смотрит на меня с прищуром.
— Да, — отвечает ему Полина, обходя меня стороной. —