— Это наш город, — продолжает коротышка, опираясь на стойку. — Здесь так работает. Раз мы сказали, что не оплатил — значит, не оплатил.
Он ещё что-то объяснял про местные правила, очень мудрёные, как по мне, потому вникать я не стал, а просто мысленно велел мощному огромону вломить кулаком коротышке по темени — так, что он стал ещё ниже. Настолько ниже, что рухнул за стойкой и исчез из поля зрения.
Я молча беру мешок с семенами.
— Сдачи не надо, — говорю. — Надеюсь, теперь оплатил?
Молчаливый огромон моргает в прострации. Молчание — знак согласия.
Выношу мешок наружу. Змейка кидает взгляд на лавку — вопросительный.
— Мазака грррромко ударрить. Поррвать кого?
— Нет-нет, — говорю. — Там уже всё понятно.
Когда выходим из города, стражей на воротах не встречаем. Может, ушли менять штаны, а может, бросили эту неблагодарную работу — в следующий раз вместо золотых ведь могут всунуть и боевые гранаты.
Оглядываюсь, выбирая место. Вокруг — голые скалы, каменные плоскогорья до самого горизонта. Земля словно выжжена. Ни дерева, ни куста, ни тени. Всё серо-жёлтое, всё мёртвое. Ну ладно — почти мёртвое. Попадаются редкие, упрямые травинки. Жалкие такие, высохшие.
Выбор падает на плоский пустырь. Опускаю мешок, расстёгиваю и высыпаю горку семян, затем «включаю» легионера-воздушника. Он призывает ветер, который вздымается послушно, вихрится и разносит зёрна веером по округе. Дальше — дело за легионером-друидом, а также за водником. Последний вытягивает влагу из недр на поверхность, а первый ускоряет рост травы. Сначала появляются зелёные точки на фоне глины, быстренько вытягиваясь в тонкие ростки. Через пять минут пустырь превращается в зелёное пастбище.
Белогривый подходит, принюхивается к свежей зелени, настороженно щиплет её и начинает жевать — медленно, с расстановкой, как будто разбирает вкус по оттенкам. Закончив, он поворачивает ко мне морду. Выражение у него такое, что и слов не надо:
«Не овсянка Лакомки, конечно… но жить можно.»
— Овса всё равно нет, — бросаю. — Так что ешь, что дают. Сюда скоро табун набежит.
Только сказал — и появляется путник на шестилапке. Оглядывается, щурится на траву, которая ещё вчера здесь не росла.
— О, луг! Но ведь тут раньше не было пастбища!
— Не было, — киваю. — Я его сделал. С тебя ползолотого, если хочешь пастись.
Он мнётся, почесывает шею.
— А… чего так дорого?
— А ты видишь ещё где-то траву? Дефицит товара — главное его качество.
— Всё равно дорого.
— Ну, дело твоё.
Путник уходит. Но надолго одиночество не затянулось. Вскоре на склоне появляются двое солдат-огромонов, верхом на ржущих, нервных шестилапках. Лохматые от природы, они зачем-то ещё и напялили шерстяные безрукавки.
Один из них прищуривается:
— О, смотри, пастбище. Раньше тут не было…
— А ты кто такой? — спрашивает меня второй солдат.
— Это моё пастбище, — гордо сообщаю. — Сам вырастил. С вас четыре золотых за доступ. Пакет стандартный, без навоза.
Они переглядываются. Мгновенно надевают поверх шерсти свои каменные доспехи. Похоже, разговор предстоит серьёзный.
— Четыре золотых за траву⁈ Ты что, с ума сошёл⁈ — рычит один из огромонов, вскидываясь в седле. — Мы тебя сейчас тут в кашу сотрём, человечишка! С этой минуты это армейское пастбище. Конфискуется для нужд фронта!
Я даже не отвечаю.
— Фака? — Змейка урчит вопросительно, приподняв руки со смертоносным маникюром.
— Да зачем тебе возиться с этим мусором? — качаю головой.
— Как ты нас назвал?!!! — рыкают солдаты.
Если они Воины-каменщики — лучше разговаривать на их языке.
Вскидываю руку — и солдат накрывает каменный град. Причём удар получился на редкость точный: их сдуло с седёл, как листовки во время бури. Шестилапки не то что не пострадали — наоборот, кажется, даже с облегчением выдохнули. Ещё бы — скинули с горбов каменные туши.
Через секунду солдаты оба лежат, засыпанные валунами. Торчат только локти да сапоги. Из-под груды булыжников доносятся в унисон два «у-у-уу».
Я отряхиваю ладони. Порядок.
И тут как по расписанию подходит караван. Торговец — по глазам видно, умный, как счётная машинка.
— Вы друид, и это ваш луг? Очень дельная бизнес-схема! Жалко, я не догадался! Можно попасти стадо?
— Пятнадцать золотых — и зелёный ковёр ваш, — бросаю равнодушно.
Мужик даже не торгуется. Платит, кивает и спускает своих шестилапок на луг.
Но покой, разумеется, длится недолго.
Из лагеря выходят трое новых солдат. Эти пришли точно ради пастбища.
— Что за херня тут происходит⁈ Откуда луг⁈ Это что, твои проделки⁈
Я смотрю на них спокойно.
— Это мой луг. Шесть золотых с каждого.
— Шесть⁈ За одну шестилапку⁈
— За шестилапку или за себя — мне без разницы. Можете сами пожевать травку, если чувствуете зов природы.
— Да ты охренел!!! — взрываются солдаты, вскидываясь разом. Шерсть на мордах встаёт дыбом. — Да мы же тебя сейчас…!
— Ваши двое также орали, — киваю на кучу камней. — Теперь вот уходить не хотят.
Из-под груды слышатся жалобные стоны:
— Обиинн?.. Гуруп?.. это вы? Помогите!
Новые солдаты округляют глаза. Мгновенно бросаются к груде валунов, начинают откапывать и вытаскивают своих — пыльных, с помятыми мордами — и спешно забрасывают их на шестилапок.
— Мы ещё вернёмся! — кричат напоследок. — Вернёмся с отрядом! Тебе хана!
— Удачи, — говорю я и машу им вслед.
И вдогонку посылаю ментальный импульс в сознание шестилапок. Животные вздрагивают и, встав на дыбы, сбрасывают всадников. Те скатываются по склону, улетают вниз с обрыва и исчезают.
— Фака! — Змейка снова с укором смотрит на меня.
— Ладно-ладно, если дойдёт до драки — следующие твои, — обещаю хищнице. Её обижать нельзя: она ведь вкусный латте варит даже в походных условиях.
Я продолжаю собирать плату с каждого, кто пасёт своих шестилапок на моём зелёном луге. Пять золотых, семь, десять — зависит от наглости клиента и моего настроения. Но, увы, пастбище оказалось не только зелёным, но и громким. Слухи полетели быстрее ветра. Конечно, в основном паслись торговые караваны, и я с них брал по-божески, а не как с солдат.
Через пару часов луг пустеет. Путники — как по команде — сгребли мешки, свистнули шестилапок и растворились в скалах. Один путник предупредил, что, мол, пошли слухи: будто армия собирается устроить рейдерский захват луга. А с армией, как известно, спорить могут только идиоты…