Отец уводит меня в комнату ожидания, а сам отправляется с ним разбираться. Но проблема в том, что злюсь я не на него. На себя. Это из-за меня всё. Нужно было её высадить, как планировал и ничего бы не случилось!
Сердце кажется болит так сильно, что я еле выдерживаю. Покалывает, сжимается. Давлю на грудь, пытаясь справиться с тревогой.
- Зак, милый, врачи делают всё, что могут, - успокаивает меня мама.
- А если не сделают?
- Не думай об этом!
Камилла тоже заходит в комнату ожидания. Исподлобья наблюдаю за тем, как она тихо садится на один из стульев и плачет. Что-то шепчет, видимо, как и я молитвы, не знаю. Каждый из нас в минуту безысходности пытается найти кого-то, кто поможет и отвернет беду. Кого-то всемогущего, способного совершить чудо.
Нужно бы сказать ей что-то, поддержать, но сейчас я не в состоянии. Каждый переживает часы, пока делают операцию, по своему. Я проваливаюсь в прострацию, понимая, что, если с Тарой что-то случится, я себе этого никогда не прощу. На моей футболке все еще её кровь, а последние слова, которые я сказал ей были, что я больше не хочу её любви.
Крепко зажмуриваюсь, ударяясь несколько раз затылком о стену.
Даже если она любила меня меньше, чем я её, это не отключает моих чувств. Они есть, они беснуются, горят в огне счастья, которое было у нас каких-то два дня назад.
Когда в зал ожидание входит уставший врач и снимает шапку, у меня пол из-под ног уходит. Я тут же подрываюсь и иду к нему. Камилла тоже вскакивает. Мужчина, чей халат в крови, что-то объясняет о сложности операции, о сотрясении и потери крови, а потом с сочувственным взглядом повергает меня в клиническую смерть:
- Она в коме.
48
Зак
Неделю спустя
- Вот, возьми. Я приготовила для Камиллы, - Мама протягивает мне пару ланчбоксов с мясом и ризотто, - Она и есть поди нормально перестала.
Утвердительно киваю. Я вижу мать Тары каждый день, и это больше не та оптимистичная женщина, которую я знал.
- Спасибо, ма.
Жду пока мама сложит ужин в пакет и отправляюсь к машине.
После случившегося в нашей семье всё вернулось на прежние места. Мама уговорила меня вернуться домой на время до учёбы. Снова возвращаться сюда не было огромного желания, но сам бы в общаге я себя сожрал заживо. Чувство вины долбит меня в темечко двадцать четыре часа в сутки.
Завожу тачку и выезжаю за ворота. Мой старенький Бьюик, который теперь возит меня, пока мой Мустанг на «реабилитации», не вытягивает тех мощностей, но теперь я не гоняю. Всякий раз, когда сажусь за руль в голове всплывают кадры того, как рядом сидит Тара. Слезы в её глазах, наши обоюдные крики. Эти демоны выползают наружу и пока я еду находятся рядом. Шипят, кусаются, вонзаются в кожу.
Мобильный начинает вибрировать на консоли, хоть как-то отвлекая меня. Бросаю взгляд на экран.
Макс.
Зажимаю телефон плечом, внимательно следя за дорогой. Почему блядь человеку, чтобы правильно себя вести на дороге нужно влететь в аварию? Иногда мы забываем, что мы не бессмертные, и пусть сами водим нормально нужно всегда помнить о других водителях. Человеческий фактор – его сука никто не отменяет. И иногда он стоит целой жизни.
- Да, Макс?
- Здоров, братец ты как?
- Да как обычно. Сам как?
- Неплохо. Хотим с пацанами тебя вытащить проветриться. Дилан предлагает боулинг, но я думаю, что можно и просто ко мне.
- Я уже уехал, Макс.
- Опять в больницу?
- Да.
На том конце повисает тишина, а потом щёлкает зажигалка. Макс закурил, и я хочу.
- Слушай, я понимаю всё, но может не надо туда ездить каждый день? Ты ничем не поможешь ей. Как только что-то будет известно тебе позвонят.
- А пока неизвестно предлагаешь мне шляться по боулингам и жить дальше? – выплевываю жёстко.
- Не бесись сразу, - наеживается Макс. – я просто говорю, что нет никакого смысла в твоих туда поездках.
- А в том, что я буду сбивать кегли есть?
- Да. Ты отвлечешься.
- Я не хочу отвлекаться. Я блядь не знаю очнется она или нет. Засыпаю каждый раз и боюсь утром встать, чтобы этот день не принёс новостей, от которых я сдохну. Поэтому пока она хотя бы как-то функционирует, пусть и с помощью аппаратов, я буду туда ездить, Макс.
Сбрасываю вызов и кидаю телефон на соседнее сиденье.
До хруста сжимаю руль. Несколько глубоких вдохов и пока стою на светофоре, достаю сигарету и подкуриваю.
Нервно затягиваюсь, заполняя лёгкие дымом. Всякий раз, когда меня кто-то хочет «отвлечь», я срываюсь. Как они вообще это представляют? Идти дальше, пока она застряла в этой сучьей временной петле?
Когда Камилла не в ночную смену я еду в больницу и ночую с Тарой. Не могу оставить её там одну. Физически не получается. А вдруг что-то за это время произойдёт? Очнется, или…
Крепко стискиваю челюсти, выпуская дым через нос. Об этом я стараюсь не думать, но мысли лезут всякие.
Как оказалось, Тара вылетела не сразу на асфальт. Скорость, на которой ехал задремавший водитель была низкой, да и я тогда не зашкаливал. Ехал в дозволенных девяносто, даже меньше. На эмоциях даже не понял, что не вдавил на полную. Вероятно, ссора отвлекла. Когда водила понял, что летит в меня, он развернул машину боком, чтобы избежать лобового, и только благодаря этому Тара сначала ударилась о его багажник, и только потом упала на асфальт. Можно сказать – Бог подставил подушку. Из-за этого основной удар пришелся на левую часть туловища. У нее сломано несколько ребер и левая ключица, закрытая черепно-мозговая травма.
Меня осведомили о последствиях комы. Они всегда непредсказуемы - от лёгких до самых тяжёлых. Я уже сказал Камилле, что буду рядом в любом случае. Не брошу их и, если потребуются какие-то очень дорогие лекарства, я буду им их предоставлять. Не из-за чувства вины. А просто потому что это Тара. Девочка, без которой я не живу уже шесть дней. Я существую. Просыпаюсь, делаю какие-то абсолютно бессмысленные дела, читаю статьи про кому, так, словно каждый день там может что-то измениться и появится новая обнадеживающая информация, а потом еду в больницу.
- Привет, - здороваюсь с Камиллой, входя