Борис стремительно поднялся со скамейки и зашагал по улице, что-то вполголоса восклицая и размахивая руками. Прохожие оглядывались ему вслед.
Недели две после этого Косяков не слышал о Бершадском ни слова, но потом, подумав, что надо бы навестить пропавшего друга, отправился на левый берег. На звонок никто не ответил, а когда Вениамин, предчувствуя самое плохое, стал колотить в дверь изо всех сил, открылась соседняя дверь и словоохотливый старичок со слуховым аппаратом громко, на весь подъезд, поведал, что Бершадского увезли в психушку.
— Запил Борис! — кричал старичок и топал босой ногой в рваном шлепанце, как сноровистый конь. — Всюду мыши мерещились. С детской дудкой по двору бегал, мышей звал. Увезли его, да! Вы ему случайно не родственник?
Косяков как раз стоял у окна, от нечего делать наблюдая, как дворовая малышня с визгом носится по прогретому асфальту, когда у самого подъезда затормозил элегантный „Вольво" цвета электрик. Не успев подивиться, кому из преуспевающих бизнесменов понадобилось забираться так далеко от центра, Вениамин с изумлением увидел за рулем Алика. Одетый в безупречную пиджачную пару под цвет автомобиля, Алик приветливо помахал Вениамину ручкой. Дети тут же облепили машину, стараясь заглянуть внутрь.
Не ожидавший увидеть Алика столь рано — обычно он никогда раньше восьми вечера домой не возвращался, Вениамин пошел открывать дверь.
— Это еще что? — имея в виду „Вольво", спросил Косяков с порога.
— Это мой новый служебный автомобиль, — Алик самодовольно полюбовался из окна на свое приобретение. — Не видишь, что ли, номер государственный?
— А где шофер?
— Зачем шофер? — вопросом на вопрос ответил Алик. — Сам на права сдал. От Пети одна морока. То у него жена болеет, то бензина нет. Все, хватит. Буду ездить сам. Биржа купила мне эту тачку, как генеральному директору. __
— Кому?
— Директору, ты не ослышался. Слушай, хватит удивляться, я не за этим вернулся. Я за тобой, поехали смотреть новую квартиру.
Чего угодно ожидал Косяков, но только не этого:
— Какую квартиру? Ты что, съезжаешь?
— Не век же нам жить вместе, да и от работы далековато. Кроме того, тесно. Поехали, время — деньги.
Алик почти силой вытащил Косякова из квартиры и усадил в автомобиль. Мягко заурчал мотор, „Вольво" плавно тронулся с места и, петляя по узким проездам между домами, выбрался на основную магистраль.
Вениамин сидел на мягком кожаном кресле, утопая затылком в подголовнике, и рассеянно слушал Алика, осторожно, как все новички, ведущего машину в общем потоке.
— Тут появилась возможность квартиру купить. Зачем отказываться, правда? И недорого совсем — двести тысяч.
— Сколько? — ахнул Косяков.
— Пустяк, двести. Зато двухкомнатная, на Челюскинском жилмассиве, напротив сберкассы. Нормально. До метро рядом, рынок под боком, вокзал недалеко и от работы близко.
— И что, сразу переедешь?
— Да, думаю завтра. Там уже почти все готово. Ребята постарались.
„Вольво" притормозил у кирпичной двенадцатиэтажки. Алик, тщательно заперев автомобиль, повел Вениамина за собой. Даже на первом этаже слышались голоса грузчиков, перетаскивающих что-то тяжелое.
— Какой этаж?
— Четвертый. Не вызывай лифт, все равно отключен.
Алик бодро поскакал через ступеньки наверх. На предпоследнем лестничном марше они столкнулись с грузчиками, тянущими пианино.
— Так, замечательно... — отметил Алик, огладив светло-ореховый бок инструмента. — Цвет хороший...
— Зачем тебе пианино? — недоумевал Косяков, протискиваясь вслед за хозяином вдоль перил. — Ты консерваторию закончил?
— Не говори глупостей. Пусть стоит, пригодится.
Дверь в квартиру была распахнута. Пахло свежей краской и обойным клеем, паркет прикрывали ковровые дорожки и паласы. Когда Вениамин и Алик вошли, двое молодых людей в таких же, как у Алика, пиджачных парах, подобрались и вытянулись в струнку.
— Все готово, Алик Джафарович! — отрапортовал один из них. Косяков мог бы поклясться, что не сможет различить этих молодых людей даже после продолжительного знакомства. Это была особая порода, выращенная и взлелеянная одним Делом, нивелирующим связанных с ним личностей до безликости. Вспомнился институт. „Нет, здесь что-то другое", — подумал все же Косяков.
В большой комнате стояла мебель. Красивый кожаный диван и такие же кресла кремового цвета. Прямо на полу отсвечивал матово-черной панелью телевизор „Тошиба", угол комнаты занимал неправдоподобно новенький компьютер.
— Молодцы! — коротко похвалил Алик и прошел в другую, пустую пока комнату. — Здесь будет спальня. Конечно, это не хоромы, но пока сойдет. Нравится?
— Не то слово... — Косяков стоял, сунув руки в карманы и оглядываясь. — Ничего не скажешь, преуспел.
— Это еще что! То ли еще будет. Погоди вот, через полгодика...
— Алик Джафарович, — почтительно спросил один из молодых людей. — Пианино куда ставить?
— Пусть пока стоит в той комнате. Здесь должна быть лишь кровать и все.
На кухне, открыв дверцу финского холодильника, Алик достал две банки пива и кинул одну Косякову.
— Выпьем! Чего морщишься? Хорошее пиво, бельгийское. Остальное вечером. Соберутся товарищи по работе, поговорим, отметим новоселье.
Косяков глотнул прямо из банки, но ощутил на языке только щиплющую горечь.
— Ничего я не хочу, — он поставил банку на стол. — Отвези меня домой. Впрочем, нет, сам доеду.
— Как знаешь. Мне некогда сейчас. Но можешь никуда не уходить. Здесь дел полно. Сейчас должны привезти из ресторана закуски, выпивку. Надо, чтобы кто-нибудь присмотрел, распорядился.
— Нет-нет, я домой. Отмечайте без меня.
Вениамин боком-боком стал продвигаться к входной двери, и Алик остался один посреди кухни с золотистой банкой в руках.
Ощущение, что его надули, не покидало Косякова всю обратную дорогу. Да разве на это он рассчитывал, когда один за двоих пропадал весь день на работе, с трудом растягивал скудный бюджет на месяц, таскал домой продукты, беседовал с Аликом по вечерам? Тогда на что же? На то, что Алик так и будет всю жизнь сидеть на его