– Дрова рубить пошел, – тоненький голосок заставил меня выпасть из тяжелых дум в странную реальность. Я словно провалилась в телесериал дурацкий, нескончаемый, но от которого не оторваться.
– Что? – уставилась на мальчика, который нарядился в заячью шапочку с ушами и меховую белую жилеточку.
– Папа когда злится или не знает, что делать дрова рубит. Там за домом уже до неба дров, – бесхитростно поделился со мной ребенок. – Он хороший, только считает себя плохим.
– Тебя как зовут то? – вздохнула я. Если хороший считает себя плохим, значит есть причины и повод задуматься.
– Барбос, – дернул плечиком мальчик. – Мы с мамой мультик любили смотреть. Про Барбоса и Шарика. И я придумал, чтобы она меня Барбосом звала. А папа Шариком был, потому что похож, а потом… Мама на небо улетела. Папа стал не Шариком. Понимаешь? И елку выкинул тогда, и больше не было у нас елочек, и Дедов Морозов, пока ты не свалилась на голову. Это папа так сказал. Ты правда свалилась? Из саней выпала, да? А папа сказал, бомба эта на голову свалилась. Почему бомба, я не понял. Ты же совсем не она. Ты красивая, хоть и с бородой. Но красивее всех тетек, что у нас работают. Они на привидений похожи. И говорят смешно. Бальбось, прикинь? Ржака.
Горло сдавливает колючая шипастая удавка. Бедный ребенок. У него матери нет, праздника нет он мечтает о глупостях, которые есть у всех. И он одинок, хотя вокруг него куча прислуги.
– А я Ляся. Точнее Николетта, но все меня зовут…
– А можно я тебя Ника буду звать. Красивше же? Ляся дурацки.
– Конечно. А я тебя…
– Я Ванечка, – улыбнулся мальчишка. Протянул мне руку. У него нет переднего зуба, а на носу ямочка, прямо на самом кончике. – Ты салат в бороде готовить будешь?
– Я никак ее не отдеру, – признаюсь я честно. – Клей плохой.
– Тю, папе скажи, он тебя отдерет.
– Лучше покажи мне где ванная, – отдерет он, вместе со скальпом. Но я не озвучиваю малышу свои мысли.
Глава 6
– Картошку и морковку мы запечем. А вместо колбасы нарежем в салат вареное мясо. Ванечка, ты любишь мясо?
Я чувствую себя почти человеком без бороды. Нога, правда, болит адски. Но жить уже все таки можно.
Кухня в доме огра чудесная, как в русской сказке, не хватает только дровяной печки беленой. А так, даже, самовар пузатый стоит посреди дубового тяжелого стола, с бабой на верхушке и салфеточкой под кривыми ножками. Сияет боками. И мне кажется, что я все таки провалилась куда-то в другое измерение. Страну, где за окнами воет вьюга, а снаружи колет дрова яростный бородатый берсерк. Ну или врагов крошит в капусту посягнувших на его вотчину.
– Люблю. Папа делает шашлык, знаешь какой вкуснющий? Вот придет весна, и он нам сготовит. Тебе понравится, – щурится мальчишка. Глупыш, не попробую я шашлыка, потому что до весны еще очень долго. А вот до конца завирухи снаружи несколько часов. И Ванька заснет к концу этой сумасшедшей ночи, а я растаю. Ну, или куда там исчезают чокнутые самозванные снегурочки, переодетые в Деда Мороза? – И соус еще он делает. Из помидорок и травок. И мы с ним прямо с палочек едим мясо. Только я кинзу не люблю, она воняет клопами. Ник. А ты же станешь с нами мясо есть? Правда?
– Я не знаю. Ванечка, – выдохнула я полуправду. Точнее полнейшую ложь.
– Это нехалаясо для маленький лебенок, – словно из воздуха возникла передо мной крошечная женщина в униформе прислуге. Если так пойдет дальше, я отсюда выйду постоянно улыбающейся безумной тетенькой. Хотя. Куда еще безумнее? – Для лебенок это ужас. Кальтоська. Мяса, касмаль.
– Неправда, – насупился Барбос, и даже кулачки сжал. И сейчас он копия отец. Такой же взгляд упрямый, и глаза колючие. Аж ножкой притопнул. – Это суп твой ужасный. Буээээ. Мерзотный. Кислятина и жжется. Мама варила борщ, и пекла булочки с чесноком. И папа был радый. А с ваших этих супов он не радый. И он сердитый. Вот. Уходи.
Женщина тут же исчезла. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Как робот. Вымуштрованная автоматическая кукла. Как солдат дуболом у Урфин Джюса.
– Знаешь, наверное не стоило… – господи, ну почему я начинаю воспитывать этого рыжика? Я же ему никто, и не имею права лезть с чужим уставом в чужой монастырь.
– Ника, а горошек же будет в салате? – да плевал малыш на мои нравоучения. Он уже воспитан. Воспитан отцом, для которого существуют только два мнения – его и неправильное. А малыш как губка впитывает все, что видит.
– А у нас он есть?
Что-то грохочет в холле. Я слышу дикий какой-то рык, бубнеж, снова грохот. Дожить бы до горошка.
Ну. Или хотя бы…
– Щас у папы спросим. Он знаешь какой? Он сильный вообще. И у него есть все, – просиял Ванюшка, показав мне щербатую симпатичную улыбку.
Спросим, ага, как же? Судя по звукам, сначала нужно за дверь бросить кусок сырого мяса окровавленного, дождаться, пока зверь утолит свой яростный голод, а уж потом, если повезет, можно будет попробовать потыкать монстра палкой.
Дверь распахнулась, но я не сразу это заметила, увлекшись дурацкими фантазиями. Кухня тут же наполнилась запахом мороза, распаренного дикого зверя и бороды… Да. Борода тоже пахнет, оказывается. Она пахнет солью морской, и штормом и надвигающейся бурей. И…
– Еще раз я чтобы бабу послушался. – Рявкнул огр, и мне показалось, что он собирается метнуть в меня «маленькую» елочку, которая по размерам едва ли не дотягивает до главной красавицы нашей огромной страны. Как он ее, интересно, заволок в дом?
– Я не баба. Это мы, кажется, уже обсудили, – ну кто меня за язык дергает? Он же не в себе. Определенно. А спорить с сумасшедшими…
– А кто ты? Дед мороз с сиськами? Чума с ногами? Выдра бешеная? Лю сказала, что ты, цитирую, Макара змеезубая. Ты как умудрилась так эту чушку раздраконить? Их же не пробьешь ничем. Морда все время кирпичом. Даже у меня не сразу получилось.
– Папа, это Ника же, ты чего? – встал на мою защиту мой маленький герой. – А Лю сама коза вонючая.
– Ваня, нельзя так, – он всего лишь ребенок. И если отец не старается научить его быть вежливым, я то чего лезу?
– А чего, это папа так говорит. И еще он говорит, что разгонит всех к чертям собачьим. И скормит Бантику, вот. Пап, ну скажи же? А нам горошек надо. Я Нике сказал, что у тебя все есть, правда же?
– Горошек? – оглушенно спросил бородатый, бросив задубевшую, но уже начавшую оттаивать елочку, на пол. По кухне поплыл одурительный запах хвои. – Еще и горошек?
– В банке. Нам для салата надо. И игрушки елочные. До нового года всего ничего осталось.
– Папа, а где у нас игрушки? – заскакал радостным зайцем мальчишка. Только дети умеют так радоваться мелочам.
– В чулане. Там же где и елка пластмассовая. Там… Оооооо, у нас же елка есть. Ты отправила меня в лес, в пургу. Ты исчадье. Ты лесное… лесное… Я убью тебя, – завращал глазами чертов медведь и начал медленно наступать на мою растерявшуюся персону. И что делать? Я икнула, выставила вперед руку с ложкой, вымазанной майонезом и сделала шаг назад. Запнулась о собаку, развалившуюся на полу, взмахнула руками и вцепилась… Блин, да в бороду я вцепилась в курчавую, дура такая, и начала заваливаться на чертова Бантика. Ну или Ракшасу, я еще не разобралась… Варвар взвыл, как медведь шатун и я поняла, мне не жить. И погибну я не от топора, который чертов дровосек так и не выпустил из рук. Он просто меня раздавит, потому что наше с ним падение стало неизбежным. Я грохнулась