Здравствуй, пышка, новый год! - Инга Максимовская. Страница 12


О книге
ты… Ты вся такая из себя альтруистка, мальчика чужого пожалела, отца его придурочного, типа вся из себя самодостаточная, сильная и независимая не баба. А на деле просто нюня и тряпка. Поэтому из тебя все веревки вьют. Ты слабачка. И даже эта чертова моя шапка тебя бесит. Но ты не можешь ничего изменить. Потому что у тебя кишка тонка. И твои родственнички трутни так и будут у тебя сидеть на горбу свесив ножки. Иди, отдай им квартиру, играй тупые роли, глотай, что тебе не платят за сделанную работу. И знаешь что? Скорее бы утро.

– Кишка тонка? – я сказала это спокойно. Ну да, я слабачка и лохушка. И квартиру у меня, скорее всего отберет мама, и печку я буду играть до старости лет. Но позволить надо мной глумиться какому-то зажравшемуся, самодовольному дикарю, с повадками лесоруба из злой сказки не могу. Я даже и не поняла как оказалась возле ошалевшего Егора. Содрала с его головы проклятый малахай и ломанулась к балконной двери. Еще, кажется, улюлюкала при этом глупо и громко. Но это у меня уже смазано в памяти, потому что я даже не поняла как оказалась на заваленном снегом балконе, по пояс в чертовых снежинках, растрепанная как фурия. Холод меня привел в чувства. Ноги, на которых у меня остались одни шерстяные носки огромного размера, выданные мне в самом начале безумной ночи радушным хозяином, намокли, а проклятый малахай… Я скинула его с чертовой террасы. Господи. Я дура, он прав. Дурища чебурища. И он меня сейчас убьет, кажется. И не найдут меня в этом замаянном лесу никогда в жизни. Это у меня пронеслось все в голове, вместе с картинками прожитой жизни, пока я поворачивалась медленно, без резких движений, как к хищнику, в гробовой тишине, к дикарю. – Я это… Егор, я…

Уставилась в посеревшее лицо, бледность которого страшно сейчас оттеняла всклокоченная борода. Нет. Он не зол, он… Напуган? В ступоре. Черт. Вот сейчас мне тоже стало страшно.

– Уйди оттуда, – просипел великан, со свистом, будто у него где-то нипель ослаб. И он стал похож на сдувшийся батут в детском парке развлечений.

– А вот фиг тебе, иди и достань меня отсюда. Что, тонка кишка? Нежный. Боитесь копыта замочить? – словно черт меня дергает, ей-богу. Ну почему? Что я за дура? Наоборот двинула к парапету кованому. Я высоты то не боялась никогда. А тут и этаж то всего второй. Он не пошел за мной. Я это чувствую. А еще ощущаю повисший в воздухе ужас.

– Ника, пожалуйста, – прохрипел Егор и начал оседать на пол. Черт, да что происходит. И на лице его появился такой ужас, что я пожалела сейчас о своей тупой лихости. Я же не такая. Он прав, я совсем не такая.

– Егор, эй, это, вы если из-за шапки расстроились, я сейчас за ней сбегаю. Вы меня слышите? – великан сидит на полу, глаза стеклянные. Только этого еще не хватало. Я сломала несгибаемого огра? Я дура. Набираю в руку пригоршню снега, и прикладываю его ко лбу хозяина дома. Он перехватывает мою ладонь, прижимает сильнее к своему лицу.

– Ты все таки выдра, я был прав, – хмыкнул он вымученно.

– Ну слава богу. Вы в порядке, – клещи, сжимающие мою душу ослабляют хватку. – Улыбнитесь.

– Это еще зачем? – он – снова он. – Что, какие-то новые приколы у тебя, дедморозиха?

– Ну, проверка на инсульт. Я уж подумала…

– Боже. Чушь какая, – хмыкнул огр и резко вскочил на ноги. – начитаются тырнетов, и все эксперты. На фига врачи всю жизнь учатся, черт его знает.

– Но вам было плохо. Вы посерели аж.

– Прости, что напугал. И вообще. Ты права, твоя жизнь – это твоя жизнь. Я не имел права лезть. И пожалуйста, закрой чертов балкон.

– Там что-то случилось?

– Где?

– Ну, на этой террасе? Там что-то произошло?

– Там я умер, – поморщился великан. – Это все? Ты же знаешь, какая оказия случилась с любопытной Варварой на рынке, не баба?

– Вот скажите, почему вы всегда вот такой? Я понимаю, за этой дурацкой бравадой вы боль прячете. Может лучше все это не держать в себе? Может нужно…

– Слушай, я заплатил кучу бабок мозгоправам. И они не помогли. А тут приперлась в дом не пойми кто, и я исцелюсь? Ты очень высокого мнения о себе, плюшка.

– А мне кажется это вы слишком себя привыкли жалеть? – вот сейчас он меня точно загрызет. Оскалился, как волк-зубами щелк. Проглотит не подавится.

– Да пошла ты.

– Отлично. И пойду. Вернусь на балкон, мне там понравилось. Тем более, что дверь я еще не закрыла.

– Что ты за такое существо? – простонал Егор, ухватил меня за руку, дернул на себя. Я впечаталась в широкую каменную грудь, вдохнула аромат мужчины, и…

– Ух ты, вы чего тут, целуетесь? – звонкий голосок Ванюшки разрушил что-то. Я отскочила от дикаря, в глазах которого сейчас снова плясали черти, только какие-то другие, не злоехидные. Совсем другие. Он задумчиво глянул на меня и отвернулся к сыну.

– Шапку я потерял. А Ника меня успокаивала, – хмыкнул великан и молча пошел к выходу из комнаты.

Глава 15

– Что? – спросила я у Лю, застывшей в центре прихожей, словно истукан. Уставилась на мои ноги в мокрых шерстяных носках. На лице ни одной эмоции.

– Хозяина сказяль, сьто вы на улице отблосите коньки, если я не плинесу вам вот это. Смотлю, где у вас коньки. И как ты их отблесись.

– Лю, это просто выражение такое. Отбросить коньки, значит замерзнуть до смерти, умереть.

– Аааа. Только я не Лю, я Чень. Лю уехаля домой давно. Сесть месяцев пелед. Вот, хозяина велеле пеледать. И… Он халесий, хоззяина. Помогает всем. Не злой. Дазе билеты покупает нам домой. И плятит халясе.

Тень сунула мне в руку пакет и испарилась. Странно тут все в этом доме. Странно, как в сказке какой-то снежной. И великан со льдинками в сердце, просто никак не сложит из льдинок какое-то очень важное слово. Волшебное, которое его сделает нормальным.

В пакете белоснежный малахай, огромный и очень красивый. Я аж от восторга замираю, закапываюсь пальцами в пушистый мех. Дорогой и шикарный. Вот только не ношу я натуральные меха. Мне страшно жалко животных, которых убили ради того, чтобы человеку тепло было. И варежки пуховые, тоже цвета снега. Боже. Откуда же в доме буки такие сокровища. Если только… Да нет, все абсолютно новое, это видно невооруженным взглядом. Словно соткано все из инея и снежинок.

– Вот есе. Обуви. Лязмел я угадала? Помеляй, – тень Чень вырастает прямо возле меня. И я от неожиданности вздрагиваю. Сгибается до пола, ставит передо мной унты, или угги скорее. Они тоже оторочены белой овчиной. Как будто подарки сказочного Морозко. – Одевайся, хозяина не любит зьдать.

– А мне он не хозяин, – прохрипела я, натягивая на голову чертову шапку. А если это вещи его жены? Но мне то что с этого? Я же тут случайный гость. Я их не вспомню через месяц, а они меня забудут уже утром. Но от чего же мне так не хочется, чтобы Егор сравнивал меня с той, которая его разрушила? – И где моя шуба?

– Вась халят я викинуть. Он испольтится. Хозяина его блесиль в камина. Сказзяль, сьто ви лягуська квакуська. Там тулуп висит. Его наденьте.

О, черт. С меня теперь Давыдыч еще и за порчу костюма сдерет три шкуры. Подзаработала, блин, елочками. Только головную боль и кучу проблем. И огромный тулуп, в котором я буду похожа на филипка совсем не прибавляет мне никакого оптимизма.

Из дома я вышла через полчаса. Пока подвязалась крест-накрест огромной шалью, чтобы не свалиться об длиннющие полы тулупа, пропахшего огром насквозь и стала похожа на француза плененного под Аустерлицем. Пока натянула на ноги сапожки шикарные, но страшно неудобные. А вы пробовали хоть раз нарядиться матрешкой и обуться? Не пробуйте, у меня бедро свело судорогой. Треснуло пару

Перейти на страницу: