— Тогда буду, — усмехнулся тот. — Только ведь я тебе понадобился для чего-то, Эней, сын Анхиса? Ты же не зря оставил мне жизнь.
— Не зря, — отпил я из кубка. — Твоя семья посидит в заложниках в Дардане, а тебе все равно придется послужить мне. Ты ведь не хочешь, чтобы я продал твоих дочерей с торгов? Я недорого выручу за твою семью, Кимон, потому что сначала воины потешатся с ними.
— Чего ты хочешь? — Кимон сжал кубок так, что его пальцы побелели.
— Ты отдашь мне крепость Сифноса, — ответил я, — и своей рукой прилюдно перережешь глотку тамошнему басилею. Тогда и ты, и твоя семья можете быть свободны. Я тебя просто отпущу.
— Если я это сделаю, — покачал головой Кимон, — то мне некуда будет бежать. Агамемнон найдет меня даже на дне моря. Я отдам тебе Сифнос, а ты отдашь мне жену и детей. И оставишь править на этом острове. Я принесу тебе клятву верности.
Ну вот, он не дурак, я так и думал. Агамемнону он тоже такую клятву давал.
— Я согласен, но первое время твоя семья поживет в Дардане, — протянул я ему руку. — К ним будут относиться с подобающим уважением, а одна из твоих дочерей выйдет замуж за моего родственника.
— Согласен! — протянул он руку в ответ после некоторого раздумья. Легкая гримаса, исказившая его лицо, тут же ушла. — Говори…
Глава 3
— Пусть до скончания веков эринии терзают твою черную душу, сволочь! Предатель проклятый! Ванакс Агамемнон не простит тебе…
Эти слова выкрикнул басилей Сифноса аккурат перед тем, как Кимон провел лезвием ножа по его горлу. Сотни людей, стоявших на площади перед мегароном, выдохнули как один и замерли в упавшей на них тугой, вязкой тишине. Только что их жизнь прервалась вместе с жизнью их царя. Власть поменялась, но чего ждать от новой власти, они пока не знали. Они боялись, я чувствовал их страх даже из отдаления. Да и чего бы не бояться, когда перемены пока что не принесли ничего хорошего, только кровь.
— Добрые люди! — крикнул я, выйдя во всей красе, включая бронзовый панцирь и львиную шкуру на голове. — Я, тиран Эней, сын Анхиса, из рода царей Дардании, на веки вечные беру Сифнос под свою руку. Расходитесь по домам и живите, как прежде. Никто не обидит вас, и никто не возьмет даже битого горшка из вашего имущества. А если и возьмет, то я возмещу взятое и примерно накажу виновного.
Рудокопы, рыбаки, горшечники, углежоги и кузнецы загомонили в недоумении и потянулись понемногу в свои дома, что стояли под горой. Здесь, в акрополе, жил басилей, писцы, мастера-рудокопы и воины. А теперь вот буду жить я. Черта с два я уеду куда-либо из крепости, охраняющей золотые рудники. Это же полным идиотом быть надо.
Как взяли неприступный город, опоясанной стеной с восемью башнями? Да очень просто. Кимон прибыл к своему соседу с дружеским визитом, а ночью он и его слуги перебили стражу и открыли ворота моему войску. Одна группа действовала в Верхнем городе, а другая — в Нижнем. Сюда еще не дошли новости с соседнего острова, ведь минул всего лишь день. Некому было передать злую весть. Мы с Милоса ни одной рыбацкой лодки не выпустили, а купцы появляются там весьма и весьма нечасто.
Здесь тоже все население сгрудилось в одном месте, уезжая на хутора лишь на время полевых работ. Каждый кусочек пахотной земли на острове засеян и засажен. Здесь много солнца и мало воды, а потому хорошо родит лишь ячмень, просо, олива, инжир и виноград. Если бы не рыба, которой в здешних водах водится неимоверное количество, на Сифносе и половины всех этих людей не прокормить.
Верхний город стоит на высокой скале, царящей над бухтой, а город Нижний прилепился к нему снизу, словно подол юбки. Здесь строят так же, как и везде на Кикладах: кварталы-инсулы, где дома лепятся друг к другу стена к стене, и крыши из плоских сланцевых плит. Все это великолепие разделено узкими прямыми улочками, где едва разъедутся две тележки и, если смотреть сверху, напоминает спину огромного дракона, мирно свернувшегося калачиком вокруг акрополя.
— Можешь отправляться к себе, — сказал я мрачному Кимону, который только что принес мне присягу кровью. — Ни тебе, ни твоей семье больше ничего не грозит. Готовь груз обсидиана. Его отвезут в Египет, а ты получишь за него хорошую цену.
— Благодарю, господин! — коротко поклонился Кимон, упрямо сжав зубы. — Это не будет лишним.
Еще бы было. Вся его казна, запасы бронзы и меди, ткани и украшения жены попали в общий котел. Я забрал это все себе, а теперь должен вознаградить воинов. Моя доля — пятая часть, а остальное делится между командирами ватаг и их людьми. Лицо басилея оставалось непроницаемым, только желваки ходили, и он покрылся багровыми пятнами весь, до самой груди. Новость была такой, что он должен от счастья прыгать, да только клеймо предателя теперь на нем до конца жизни повиснет. Ну, да это его личная проблема. Басилей Кимон мог просто отказаться и с честью погибнуть в бою, но он выбрал жизнь. Он ненавидит меня, но не знает, как теперь поступить. Он по уши извалялся в грязи, и ему не остается ничего другого, кроме как служить мне. Он растерян и зол до того, что у меня мурашки по коже бегут. Мне придется следить за ним в оба глаза, но убивать его сейчас невыгодно. Пусть держит свой островок и ту тысячу человек, что там живет. Если все пойдет так, как задумано, скоро я просто забуду о нем.
— Можешь ехать к себе, — отпустил я его. — Подати останутся в том же объеме, что ты слал Агамемнону. Вези товар, я отплываю совсем скоро. И помни, твоя семья будет в Дардане в безопасности. К ним отнесутся там с полным уважением.
Басилей Милоса ушел, а я повернулся к пожилому мужичку с небольшим пузиком и тоскливым взглядом. Он теребил нарядную накидку, переброшенную через плечо, и явно не ждал ничего хорошего. Это был здешний хранитель шахт.
— А покажи мне, почтенный Алкаст, как вы добываете серебро и золото? — спросил его я. — И куда потом деваете свинец?