— Но что-то же делать надо.
— Принять предложение Станимира! — жёстко вступила в разговор мать. — Вот что надо делать!
— Радмила, мы не можем сдаваться! — возмутился дядя.
— А Мстислав не говорил о сдаче. Он предлагал перемирие, — парировала княгиня.
— Это одно и то же!
— Нет, Видогост, это не одно и то же, — возразил отец. — Но в любом случае перемирие означает отказ от Великого престола. А это неприемлемо.
— Откажись от него, Борислав! — сказала мать. — Зачем тебе этот престол?
— Женщина — плохой советчик в ратных делах, — продолжил накалять обстановку дядя. — Мы сможем отстоять Велиград, а потом, когда придут союзники, и Княжий Посад возьмём.
— Нет, брат, Княжий Посад мы взять не сможем, — возразил отец. — Тем более, если на стороне Станимира огневики.
— Да даже если бы и могли, — стояла на своём мать. — Зачем тебе этот престол, Борислав?
— Он его по праву! — не менее яростно упирался дядя.
— И что теперь? Погибнуть? Погубить наше княжество? Разрушить всё, что нам досталось от предков? Ради какого-то Великого престола?
— Не ради какого-то, Радмила! Великий престол принадлежит Бориславу по праву! Мы должны его забрать. Это дело чести! Ради Великого престола и ради чести мы ведём эту войну!
— Ради Светозара мы её ведём! Это он втянул нас в неё! Ему война нужна больше, чем нам. Ему и тебе, Видогост!
— Радмила, ты позволяешь себе слишком много! — возмутился дядя.
— Я позволяю себе говорить правду! — жёстко ответила ему мать. — И я не могу понять, почему ты так упорно настаиваешь на продолжении войны.
— Хватит! — громко произнёс отец. — Не хватало ещё, чтобы мой брат с моей женой поругались, когда враг у ворот.
— Если бы у ворот, — язвительно произнесла княгиня, явно намекая на то, что ворот уже не осталось.
— Хватит! — рявкнул отец, да так душевно, по-княжески, что все наконец-то замолчали и, как мне показалось, даже дышать теперь старались тихо.
Возникшую тишину разбавляли лишь доносившиеся от проёма звуки спешной стройки. Наши воины соорудили уже довольно большую преграду. До массивных ворот ей, конечно, было далеко, но препятствием на пути врага она уже могла стать. На пути врага-человека, но не камнерога.
Впрочем, враг хоть и подошёл к стене ещё ближе, но пока не нападал. Явно чего-то ждали.
— Прости, брат, я погорячился, — сказал дядя, выдержав долгую паузу. — Ты князь, только тебе решать, как нам следует поступить.
— Решать мне, — согласился отец. — Но я хочу выслушать каждого, потому что нам всем погибать, если я решу идти до конца. Поэтому все должны высказаться. Что ты думаешь, Владимир?
Этот вопрос застал меня врасплох. Когда князь говорил про всех, я даже и не подумал, что у пережившего неудачное отравление и получившего амнезию княжича тоже спросят мнение. Но с другой стороны, почему бы и нет? Я был наследником. Почему бы и не узнать моё мнение?
Надо было что-то отвечать. Но вот что? Погибать за непонятно какой престол совершенно не хотелось, пусть даже и с честью. Поэтому стоило попытаться как-то спасти ситуацию. Тем более что княгиня была права — принять мир не выглядело чем-то унизительным. А если не примем, нам конец. Это понимали здесь все, и я в том числе. Никакая поддержка к нам не придёт. Даже если она и есть где-то там, то от этого не легче.
Я сильно сомневался, что мы отстоим город. Скорее, я был уверен, что нам его не удержать. Ворот, по сути, нет, и та баррикада, что теперь стоит на их месте, больше для самоуспокоения наших воинов. Ящер её даже не заметит, а его явно вернут.
Пока я размышлял о перспективах, все смотрели на меня и ждали ответа. Надо было что-то говорить и желательно при этом не ляпнуть какую-нибудь глупость. Если бы я хоть примерно знал, что это за престол такой и почему отец на него претендует, было бы однозначно легче.
— Так что скажешь, сын? — снова обратился ко мне князь. — Стоит Великий престол того, чтобы за него погибнуть?
— Не знаю, отец. Но мне не по душе то, что у тебя нет шансов этот престол захватить. Если бы были варианты: или престол, или гибель, то другое дело. Тогда можно драться. Но вариантов нет — мы все понимаем, что нас ждёт. Поэтому я соглашусь с матушкой, я за перемирие.
— Боишься погибнуть? — с ехидцей спросил дядя.
— Я ничего не боюсь, — ответил я. — Но считаю, что не стоит ради Великого престола идти на верную гибель, пусть даже она и будет славной. Я считаю, что стоит жать. Ради нашего княжества, ради его процветания. В этом не меньше чести.
— Умная мысль, — сказал князь. — Это всё?
— Нет, отец. Ещё я хочу спросить, если позволишь. Скажи, что ты потеряешь, если мы прямо сейчас не согласимся на перемирие и в итоге не удержим город?
— Если не удержим Велиград, то всё, — ответил князь.
— А если согласимся? Что, кроме Великого престола?
Отец призадумался. Он нахмурился, какое-то время молчал, а затем сказал:
— Кроме престола, ничего.
— Выходит, у нас на одной чаше весов всё, а на другой ничего. Мне кажется, это не такой уж сложный выбор, отец.
Князь взглянул на меня исподлобья и как-то по недоброму. Похоже, я перегнул палку. Дядя так вообще был готов испепелить меня взглядом. Но выручила мать.
— Владимир прав, — сказала она. — Ты ничего не теряешь, Борислав, приняв перемирие.
— Но не стоит забывать о чести! — заявил дядя с каким-то совсем уж неземным пафосом.
— А разве честь отца пострадает, если он всех нас спасёт? — спросил я. — Спасёт город, княжество. И разве враг относится к нему или к кому-то из нас неуважительно?
— Они разрушили ворота и в любой момент нападут на нас, — произнёс дядя, уйдя от прямого ответа на мой вопрос.
— Но они пока не нападают. Они не хотят нас убивать. Это же