— Это… русалка, что ли… То есть водяной? — шепотом спросила Злата. Почему-то казалось, должно оно обладать очень тонким слухом.
— Можно и так назвать, — прошептал Кощег с какой-то странной печалью в голосе. — Видела бы ты, какие пляски они устраивали в водах у южной оконечности острова Буяна лунными ночами…
— Красивые?
Кощег кивнул и помрачнел, проговорив:
— Жаль, уже и не увидишь.
— Почему? Вот одолею Кощея…
— Ушли на глубину, — перебил ее Кощег, — или в непролазные заросли водорослевые, где их никогда не обнаружат люди. Только здесь и остались.
— Что ж такого плохого мы сделали? — спросила Злата, впрочем, и сама уже готовая придумать с три короба.
Люди ведь всякие бывают. Это ей чудо-юдо озерное красивым кажется, а другой кто-нибудь ужаснется, а потом и испугается, а где страх… многие несправедливости творятся. Или, скажем, рыбаки. Придет какой нерадивый без улова да сочинит байку будто полную лодку рыбы выловил, но чуды-юды всю ее отобрали, едва живым на берег воротился. И дня не пройдет облетит байка эта все окрестные дворы, взбаламутит народ и пойдет-поедет вражда по кочкам в омут ее коромыслом.
— Да… ничего особенного, — ответил Кощег. — Угробили их царю любимую дочь.
Злата посмотрела заинтересованно, требуя рассказа.
— Обыкновенная, собственно, история, — сказал Кощег. — В людских деревнях года не минует какая-нибудь дуреха побежит топиться из-за несчастной любви, пополняя число русалок… коли, конечно, водяному глянется. А то если бы он всех привечал-голубил, давно те всю рыбу из рек вытеснили.
Злата хмыкнула.
— А чего ж происходит с теми, кто не по нраву ему пришлись?
— Так известно: к болотнику лягушками. Причем еще неясно кому больше везет, — заметил Кощег. — Нечасто добрые-молодцы приходят к водянику русалок сватать. Зато твари зеленые земноводные только и делают, что набиваются в жены! — он неприязненно скривился и поежился: — Брр…
Злата рассмеялась. И не она одна. По коже прошелестел смех. Злата могла поклясться, что не слышала его, а лишь почувствовала. Раздался плеск — это ушел под воду обитатель глубин.
— А дальше?
— Дальше приблизительно похоже, но наоборот. Спасла морская царевна чуть не утопшего молодца, на сушу выволокла, а потом поняла, что не в состоянии жить без него. Влюбилась и на землю выбросилась.
Злата посмотрела на Кощега, не понимая шутит он или действительно так и было на самом деле.
— И это все? — спросила она.
— Будь я сказителем, — ответил он, — то непременно наврал будто поплыла царевна к колдунье морской, отдала прекрасный голос за возможность по земле ходить и дышать воздухом суши. Рассказал о том, что нашла она суженого, но тот отверг ее и на другой женился. Ну… — он задумался на мгновение, — дабы было послезливее приплел, будто и он влюбился в морскую царевну, но поскольку уже обещал невесте, решил неправильным слово нарушать. Между любовью и долгом выбрал последний, чем погубил и ее, и себя. Только я не сказочник, Злата, и врать не умею.
— А и хорошо, что не умеешь, — сказала она.
— Это еще почему?
— Терпеть не могу слезливые баллады. Гордея их шибко любит, а вот я — нет.
Кощег рассмеялся, ухватил ее за руку и побежал к озеру, пожалуй, впервые за весь их поход ни от кого не скрываясь и ничего не опасаясь.
— Смотри!
Злата приблизилась к берегу и с опаской заглянула в открывшийся впереди водяной простор. Озеро казалось, не имело дна. Да и берегов во всем известном понимании — тоже. Сразу за кромкой воды начиналось ничто, водная бездна, вопреки всем представлениям о ней, не оказавшаяся темной, наоборот, вода в глубине светилась, и в ней плавали юркие быстрые тела: серебристые, изумрудные, розовые, сиреневые, лиловые…
— Красиво.
— А вблизи еще и завораживающе, — сказал Кощег и в его голосе почудились смешливые нотки. — Посмотришь?
— Но… — сознаваться в том, что плавает точно не как щука, она не хотела.
— «Но» есть. И обязательно. Тебе понадобится дышать под водой.
— Я не умею! — воскликнула она испуганно и прекрасно помня о том, что самому Кощегу это искусство подвластно.
— Придется научиться, — усмехнулся он, — тем более, самый легкий и безопасный путь к замку белокаменному лежит именно под водой. Он ведь стоит на острове, посреди круглого озера в сотню раз больше этого. С четырех сторон к нему перекинуты мосты, денно и нощно охраняемые.
Ничего этого Злата не знала. Да и откуда? Ни один из смельчаков, вошедших в зачарованный лес, так и не вернулся. Ну, или никто не рассказывал об этом.
— А в озере обитают хищные твари?
— Я ведь с тобой.
Злата даже готова была попробовать.
— Только дышать водой я все равно не умею.
— Я помогу, — по губам Кощега скользнула мимолетная улыбка. — Если позволишь.
— Хорошо… — она хотела спросить, что именно надо делать, но не успела. Кощег быстро приблизился, сгреб ее за плечи, притянул к себе и поцеловал.
Злата попыталась вырваться, но держали ее крепко. Сердце кольнула обида и одновременно по крови растекся жар, доселе не испытанный и что-то вроде удовлетворения затуманило сознание, потому как не считала себя Злата дурнушкой и не верила будто Кощег совсем-совсем не смотрел на нее с заинтересованностью. Какое-то глупое, совершенно необъяснимое чувство правильности происходящего завладело ею без остатка, и Злата сомкнула руки на плечах своего проводника, притянула того еще ближе. Кощег улыбнулся, не разрывая поцелуя, и прыгнул в воду, увлекая в глубину их обоих.
Злата зажмурилась. Очень скоро ей перестало хватать воздуха, она задергалась, стремясь вырваться обратно на поверхность, но не сумела, а потом неожиданно поняла, что дышит — сама не зная как именно — то ли кожей, то ли каким-то невероятным образом отрастила жабры, а возможно, этот непостижимый человек (а человек ли?) столь бережно и сильно обнимающий ее, поделился своей силой. Кощег, будто почувствовав перемену, немедленно отпустил. Злата открыла глаза. Кощег улыбался уголками губ, а его удивительные глаза лучились весельем.
Вода вокруг них светилась. В ней проходило множество течений, и каждое из них тоже имело свой оттенок: от золотистого до темно-синего. А над их головами танцевали длинные ловкие тела: то водя хороводы, то сплетаясь меж собой