— И ещё… мы говорили об этом с Джинни. Это, конечно, мелочь. Но учитывая, как всё запутано. Джинни вспомнила, что тогда в школе рассказала Малфою о том, что патронус Рона — собака. Он спросил это, когда увидел её закладку для книг. Гермиона, Малфой видел твою? Где ваши с Роном патронусы… Я думаю, он мог всё не так понять… потому что в темнице, когда он узнал о том, что ты страдала, что ты любила его… он выглядел таким же разбитым, как ты сейчас, — Гарри взял подругу за плечи.
«Боже, возможно ли, что он не играл? Возможно ли, что всё было по-настоящему… Тогда, после суда Люциуса… Может, он хотел поговорить?»
«А я… Я набросилась на него… Может, его мама ошибалась? Может, он ничего не планировал? Я даже не спросила его об этом… Даже не дала ему шанс высказаться»
— Гермиона? Вы не говорили о том, что произошло между вами пять лет назад? В открытую… Потому что у нас с Джинни такое чувство, что вы оба друг друга не так поняли… помнишь, я говорил тебе, что да, может быть, Малфой планировал найти крестраж, но главное, что его чувства к тебе были настоящими. Я видел это. Не хотел признавать, но видел. Мне кажется, он не играл тобой. Но я всё не мог понять, почему он тогда тебя так унизил и отпустил… а сейчас… кажется, до меня дошло! Он просто думал, что ты встречалась с Роном…
Гермиона стёрла слёзы с лица и поднялась.
— Мне нужно с ним поговорить… он не уехал? — голос её дрожал.
Она боялась. Так сильно. То, что сейчас ей рассказал Гарри, меняло всё. Переворачивало с ног на голову. И ей нужно было узнать правду.
— Я видел его вчера у твоего дома… он сидел на тротуаре. Кажется, он искал тебя и ждал все эти дни. Годрика ради, Гермиона… вам действительно нужно поговорить, — Избранный протянул ей удостоверение главы Аврората. — В его досье указано, что он остановился в «Magic Palace», номер четыреста двенадцать. Покажи удостоверение на вахте, и тебя к нему пропустят.
Гермиона взяла карточку и кивнула.
«Мне нужно поторопиться, пока он не уехал…»
Она уже собиралась уходить, когда Гарри, посмотрев на двери, тихо добавил:
— Думаю, я вовремя успел, пока ты не наделала ошибок.
«Имеешь в виду, пока я не ушла с Голдстейном?»
— Возможно, но это не точно. Мне нужно поговорить с Малфоем, чтобы быть уверенной.
И вот она стоит у двери номера четыреста двенадцать. Внизу ей сказали, что слизеринца нет, но она решила дождаться его внутри, а не сидеть на виду у всех в холле.
Дверь открылась бесшумно. И перед глазами предстала просторная комната в бежевых тонах. Большая кровать была аккуратно заправлена. Ничего лишнего. Слева дверь в гардероб, справа в ванную. Письменный стол из массива дуба и рядом кожаный чемодан. Чистота и порядок.
«Минимализм, как ты и любишь…»
Она прошла к столу и села в кресло. За окном уже сгущались сумерки, а из открытого окна в комнату прокрадывался летний ветерок, заставляя лёгкие шторы танцевать.
На столе лежало письмо и мешочек из ишачьей кожи. Такой же, как когда-то Хагрид подарил Гарри. Гермиона взяла мохнатое хранилище в руки, рассматривая его. Внутри точно что-то лежало.
«Никто, кроме хозяина, не может вытащить содержимое»
.
«Что же ты хранишь в нём? Зелья?»
Гриффиндорка нахмурилась и положила мешочек на место. Взгляд вернулся к конверту. Он был слегка потрёпан. Будто его часто держали в руках. Девушка повернула его и замерла. В правом нижнем углу, аккуратным витиеватым почерком был указан адресат и отправитель.
«Гермионе Грейнджер от Драко Малфоя»
Она быстро вытащила письмо. Пергамент был также смят и потрёпан. Где-то даже были лёгкие впалые пятна, будто кто-то плакал над каждой строчкой далеко не один раз.
Это было не просто письмо. Это был…
«Стих?»
«Ты написал мне… стих?»
«Ты ведь так их ненавидел…»
Она закрыла глаза, выдохнула и, открыв, начала читать. Аккуратный почерк. Такой, каким она его помнила ещё со школы. Он не изменился.
«Гермиона, я готов стихи тебе писать,
Не понимая, за что ты их любила.
Готов я сутками молчать,
Лишь бы ты рядом со мной говорила.
Готов сотни раз ловить тебя,
Сколько бы ты не оступалась.
Эта карамель преследует меня,
Знаешь…
Ты светом во мраке осталась.
Грейнджер, я ищу тебя во всём.
В каждом слове, в каждом взгляде.
Для меня смешались ночь со днём.
Я, в бреду, вспоминаю твои пряди.
Сломлен. Не знаю, как расплатиться за всё,
Чтобы ты меня простила.
Чтобы увидела во мне что-то ещё,
Кроме прошлых ошибок дебила.
Я правда думал, смогу забыть…
Думал, оставлю всё в прошлом,
Но ты снишься мне каждую ночь.
От безысходности мне уже тошно.
И сколько бы я не кричал,
И сколько б тебя не искал,
Я с каждым днём лишь дичал,
Спуская улыбку в оскал.
Грейнджер, ты плотно засела в мой стон,
Что обречённо рвётся с груди.
И может, я знал, что был обречён,
Но мне от тебя не уйти.
Прими меня, Грейнджер, прими...
Мне нет места нигде, лишь с тобой.
Либо Аваду в моё сердце пусти…
Потому как навеки я твой.»
Она перечитывала каждую строчку. Раз за разом. Снова и снова. Чувствовала его боль.
«Что же мы натворили, Малфой?»
«Мы же сами всё разрушили… два дурака, что страдали столько лет… два дурака, что умирали друг по другу…»
«Если бы я знала… если бы!»
«Как мы могли так уничтожить друг друга?»
«Ты любил меня… любил… по-настоящему»
.
«Как я могла поверить в то, что это было ложью? КАК?»
Она задыхалась от слёз. От сожаления и осознания. Они потеряли столько лет, что могли быть счастливы.
«Куда нас привели эти дороги? Мы ненавидели друг друга… Зачем?»
«Когда могли быть вместе…»
«Боже, Малфой… Прости меня… Прости…»
«Ты тоже страдал? Пытался забыть нас? И не смог… как и я»
«Обещай мне, что никогда меня не оставишь»
, — она вспомнила его в тот момент.
Вспомнила платиновые пряди, по которым стекала вода. Вспомнила шторм глаз, что умолял её дать это обещание.
«Я его не сдержала… Мерлин! Я ушла…»
«Прости меня, Драко, прости! Я всё исправлю!»
Она смахнула слёзы и двинулась в ванную. Холодная вода вернула тонус в гриффиндорку. Она взглянула