«Поговорили», — разочарованно вздохнула Грейнджер.
Его лицо было уставшим, а грудь слегка вздымалась от тяжёлого дыхания.
«Да с чего ты вообще взяла, что он стал бы тебя ждать? Для чего? Посмотреть на тебя в его футболке?»
«Глупость».
«Слушай, Грейнджер, ты драматизируешь его отношение к тебе».
«Он просто соблазнил наивную отличницу, вытащил своего отца и уехал. У него таких, как ты... Вагон. Не обманывайся. Он просто хотел снова затащить тебя в постель. И сегодня днём прекрасно дал тебе это понять. Что, как бы ты высоко не держала подбородок, всё ещё хочешь его. Поэтому прекрати что-то ждать от него. Он на это не способен».
«Ты сама напридумывала себе то, чего не было. Придумала себе его таким, каким он не являлся. И он сыграл свою роль. Стоит признаться, очень натурально»
Гермиона устало упала в кресло и стала смотреть на то, как свет от уличного фонаря вылавливал отблески на платиновых волосах. Они растрепались, а на лице была лёгкая щетина. Это, безусловно, красило его. Делало мужественным.
— Любить тебя было проще, чем ненавидеть, — неожиданно вырвалось у неё.
Малфой никак не отреагировал, и она тяжело вздохнула. Её голос звучал тихо. Слова сами вылетали с губ, выливая всю обиду и боль.
— Знаешь… мы с тобой. Мы ведь заблудились в моей памяти. В моей душе, — взгляд скользил по до боли родному лицу. — И эти воспоминания, как прошлое, осели на дно. И, как ни пытайся забыть, как ни пытайся стереть, сколько ни обещай себе не вспоминать, всё без толку, — тяжёлый вздох, и Гермиона обречённо закрыла глаза. — Ты — моя глубина, Малфой. Моё дно, полное твоих поцелуев и нежных взглядов. Просто какая-то цитадель моей ненависти и живое напоминание моих ошибок. И вот… ты появляешься предо мной сейчас… Спустя столько лет. С этими глазами. Как ни в чём не бывало. И я не могу. Не могу, понимаешь? Поэтому прошу тебя, перестань быть таким! Перестань улыбаться мне. Перестань шутить и смеяться. Это
невыносимо
, — она замерла. — Я ведь так и не смогла забыть тебя… не смогла разлюбить, — карие глаза снова вернулись к спящему слизеринцу. — Мерлин… да как такое возможно? Любить и ненавидеть. Любить… и ненавидеть… Малфой… если бы тогда это было чем-то большим, чем просто игра… Если бы, — она плотно стиснула зубы от злости. — Боже, эти если бы! Они меня добивали столько лет. Но ведь всё было бы иначе… Мы могли бы быть так счастливы… Неужели я того не стоила? Тебе нужно было опозорить меня? — воспоминания снова больно полоснули по сердцу. — Ты ведь мог молча уйти. Достойно. Может… я бы простила. Забыла бы тебя.
Но
ты открыл бездну во мне! Она росла с каждой ночью, проведённой в слезах. С каждым напоминанием о тебе. А их была сотня. Тысячи. ТЫСЯЧИ, Малфой. Я ведь осталась в Хогвартсе. В Хогвартсе, где каждый уголок кричал о тебе. Я ненавидела свою кровать, где был наш первый раз. Не могла засыпать на ней, вспоминая твои губы. Ненавидела гостиную Башни старост и диван, на котором мы сидели в обнимку. Ненавидела книги, что тебе читала. Боже, в сторону спальни мальчиков я даже смотреть не могла. Так же, как не заходила больше в ванную старост. И поле для квиддича я ненавидела. И больше не садилась за любимый стол в библиотеке, где мы вместе занимались. Потому что всё напоминало о тебе! Я не смотрела на стол Слизерина в общем зале. Ненавидела зельеварение и подземелья. Я утопала в этом, Малфой! Знал бы ты, сколько моей боли видел тот кабинет Алхимии. Сколько раз я в слезах сидела на полу этого кабинета, моля всех известных волшебников помочь мне тебя забыть. Я слышала сплетни со всех углов замка о том, что «Драко Малфой наигрался», «это лучшая шутка Слизеринского принца», «Малфой сделал Поттера и Уизли, погоняв их подружку». Слушала и глотала ком в горле, не в силах посмотреть в глаза друзьям, — Гермиона покачала головой. — Я не прощу тебя, Малфой. Ты причинил мне столько боли. И, знаешь… я никогда больше не поставлю свою гордость на колени перед тобой! Это моё… войско, что воевало за меня и мою честь тогда, когда ты растоптал их. Когда смешал их с грязью. Когда уничтожил. Унизил и разбил. Ты не стоишь ни одной моей слезы! Более того, авансом взял их уже с лихвой. И мне больно, ужасно больно от того, что ты играл со мной, Малфой! Что тебя ни на секунду не позаботило, что я отдалась тебе вся, без остатка, — злость беспощадно рвалась наружу. — как ты мог так со мной поступить?! И что-то чувствовать к тебе после этого так неправильно. Так глупо и наивно. Так безрассудно, — она сжала подлокотники кресла. — И это смешно, что я снова ступаю на этот путь. Мне стоило таких трудов встать и идти дальше. Поднять голову и расправить плечи. Чтобы полюбить себя, мне нужно было возненавидеть тебя! — Гермиона снова замерла, взвешивая в голове свои мысли. — И… я, наверно, даже благодарна тебе за это. Правда. Потому что я смогла стать уверенной в себе. Смогла подняться, — губы сжались в тонкую полоску. —
Но
… я не забуду, что именно ты подарил мне счастье, за которое пришлось расплачиваться столько лет. Стал запретной темой. Я разочаровала всех, кто мне дорог. Предала дружбу, свои принципы. И всё ради тебя! Я сломалась. Потеряла веру в себя. Я даже почти уверила себя в том, что меня никто и никогда не полюбит по-настоящему. Что я всего лишь второсортная, ничего не стоящая. Что мной можно было только воспользоваться. И я не достойна большего. Поверила в эту уродскую надпись на моей руке. Думала, что я только этого и заслуживаю. Мне всегда приходилось доказывать твоему миру, что я достойна быть его частью, а ты в один миг убил во мне всё. А сейчас, что бы там не было, что бы ты не сделал, я не смогу снова тебе доверять, потому что однажды ты меня уже обманул. И теперь… у нас НЕТ будущего, поэтому давай просто закончим это дело и отпустим.