Двери снова открылись, и к нам вошла девушка, на вид ей не больше пятнадцати лет.
– Кэролайн, Рэйвен, прошу вас проследовать за мной, – позвала она.
Кэролайн схватила меня за руку так неожиданно, что у меня не было возможности увернуться. Первым желанием было откинуть ее или отстраниться, но она почему–то напомнила мне Мэри. В итоге я стиснула тонкие холодные и липкие от пота пальцы девочки, и мы вышли вслед за девушкой. Практически сразу повернули направо и наткнулись на дверь, у которой стояли еще два блюстителя. Они смотрели четко перед собой и синхронно отступили от двери в разные стороны.
Мы оказались в комнате с десятью кроватями, они были расположены параллельно друг другу, расстояния между ними практически не было. Постели застелены серенькими покрывалами, у изголовий лежали тонкие подушки, а на облучке у ног висели полотенца. Освещение шло с потолка, он весь был одной большой, но тусклой лампой.
– Здесь вы пробудете неделю, пока Семья Основателей ожидает добровольцев. Если будут добровольцы женского пола, то я приведу их сюда. В конце комнаты незакрывающаяся душевая. Под подушками эластичные комбинезоны, можете их взять. Выходить нельзя, пытаться снять ошейник запрещено, в случае его повреждения сработает детонатор, и ваша голова разлетится вдребезги. Есть вопросы?
Я отрицательно покачала головой, а вот Кэролайн спросила:
– Нам дадут еду?
– Через пару часов.
– Спасибо.
– Еще вопросы?
– Нет.
Девушка ушла и только после того, как со стороны двери донесся звук закрывающегося электронного замка, Кэролайн отпустила мою руку.
– Рэйвен Коулман.
– Не называй меня по фамилии. Рэйвен, вполне достаточно.
– Не любишь свою фамилию?
Ее мне дал отец, а мне от него ничего не нужно уже семь лет.
– Нет, – ответила я.
– Почему?
Ник и Мэри почему–то любили называть меня по фамилии. Никогда не понимала этого, они видели, что я злилась и продолжали подтрунивать. Мэри с любовью, а Ник хрен знает с чем. И стоит девичьему голосу Кэролайн обратиться ко мне, как я мгновенно уплываю в воспоминания и на ее месте тут же возникает моя Мэри. Ладно бы они были хорошими, эти воспоминания, но они ужасные. Воспоминания о том, как Мэри умирала у меня на руках, а я ничего не могла сделать. И не сделала. Я чувствовала себя невозможно одинокой и потерянной. С тех времен ничего не изменилось.
– Это не важно.
Меньше всего я хотела бы обсуждать историю своей семьи. От нее ничего не осталось. Только я и память, которую хотела бы стереть.
– Нужно выбрать кровати, – сказала я и отошла от Кэролайн.
Мой выбор пал на крайнюю кровать слева. Рядом выход из помещения, от душевой и туалета как можно дальше. Да и сосед будет у меня только с одной стороны, а это на пятьдесят процентов безопаснее. Добровольцы будут. Всегда есть те, кто решает, что смогут пройти Ристалище. Если вы спросите меня, проходили ли его добровольцы? Да, бывало, но это несоизмеримо мизерный процент тому, сколько туда ушли.
Справа от входа в комнату и слева от душевой расположены камеры, они следят за нами. Глаз беззвучно поворачивается, наблюдает за перемещением. Либо по ту сторону экрана сидит человек, либо она запрограммирована на движения.
Я взяла полотенце и серый комбинезон из–под подушки и отправилась в душевую, дверь отсутствует, но я пользуюсь моментом, пока кроме меня и Кэролайн никого нет. Скидываю с себя пропахшие потом вещи, отправляю ворох тряпья в пакет, из которого вынимаю тонкий эластичный комбинезон, отправляюсь в душ. Быстро смываю с себя печаль последних дней. Пару минут просто стою под струями прохладной воды. Успокоение приходит быстро, я даже не ожидала, что оно так откликнется на мой зов. Глубоко вдыхаю и выключаю воду. Первое, что мне нужно – это сон. Я измучена до предела. Привыкла быть уставшей физически, это мне не ново, но моральное истощение – это адская пытка.
Я дождалась, пока Кэролайн вернулась из душа. Не могла понять, для чего вообще ожидала ее, словно взяла ответственность. Скорее всего так оно и было. Когда Кэролайн взяла меня за руку, мне был дан выбор, оттолкнуть ее или нет. Не оттолкнула. Скорее всего зря.
Воду выключили, и спустя пару минут Кэролайн уселась на соседнюю кровать. Мокрые длинные светлые волосы окутывали ее ореолом невинности и уязвимости. Она не выживет в Ристалище.
Глаза закрывались, я прикрыла кулаком зевок.
– Будем спать? – спросила Кэролайн, тоже зевая.
Бросив взгляд на камеру у душевой, взяла пару мгновений на раздумье.
– По очереди. Ложись первой, разбужу тебя, когда уже не смогу сидеть с открытыми глазами.
Девчонка вяло кивнула и легла на кровать, укрылась тонким, но чистым одеялом. Она заснула моментально. Я же прогоняла в голове мысли. Они были достаточно разные, и ни на одной я не хотела сконцентрироваться, уставший мозг не поможет найти правильного решения. Сначала отдых. Да и какое решение может прийти на ум? Выхода из моего положения нет, точнее, он есть и только один – попасть на Ристалище и выжить. С первой частью я как–нибудь справлюсь, а вот со второй…
Пару раз я практически вырубилась, но не до конца. Тонкая подушка манила пальчиком, и я ее за это возненавидела. Не знаю сколько прошло времени, но я сдалась и разбудила Кэролайн. Девчонка долго зевала и с трудом разлепила глаза. Я смотрела на нее и практически валились на бок. На последних крупицах силы, как можно строже сказала:
– Не усни.
– Хорошо. – Это уже услышала сквозь вату в ушах.
Мы тут вдвоем, а я похожа на параноика. Ничего не могу с собой сделать и, несмотря на сонную физиономию Кэролайн, не разрешаю ей продолжить сон.
Легла и пока не уснула, спросила:
– Сколько тебе лет?
– Десять.
Да твою ж мать. Десять лет, и ее отправляют в Ристалище. Больные ублюдки. Сон накрыл меня с головой. Проснулась от щелчка – звука электронного замка. Открыла глаза и так как я лежала прямо рядом с дверью, то сразу увидела новеньких. Одна женщина, ей