Одним словом, расклады со вчерашнего дня особо не поменялись.
Я взял еду на поднос и сел за стол к друзьям.
— Вы что это? — добавив суровости в голос, спросил я. — Как только есть намёк на серьёзный разговор, сразу же сливаетесь? Так дело не пойдёт.
— Да не, — ответил Тагай, и по одной его растрёпанной причёске я понял, где он был, особенно, если учесть, что он тоже был уставший, но довольный, как слон. — Просто так получилось, — он мне напомнил меня, пытающегося доказать Дезидерии, что мои причины для пропуска встречи вполне себе уважительные. — Понимаешь, есть такие моменты в жизни, которыми надо пользоваться. Разговор — он никуда не уйдёт, а вот девушка два раза может не согласиться. И уж, ежели она согласилась, но нужно хватать и тащить её в ближайшее уютное и желательно тёмное место.
— Тебе ж из академии и шагу нельзя ступить, — хмыкнул я, видя, как у Кости вытягивается лицо по поводу моей осведомлённости. — Как же ты?
— А вот об этом история умалчивает! — пригнувшись ближе к нам над столом, заговорщицким полушёпотом сообщил Тагай. — Места знать надо!
— А чего? С кем? — Жердев понимал, что отстал от жизни, и не знает того, что даже я знаю.
— Приличный мужчина имён не назовёт даже под пытками! — гордо сообщил ему друг. — Главное, что барышня довольна. Значит, бессонная ночь прошла не зря!
Судя по виду Ульяны, Тагай в этот раз не приукрашивал, а говорил чистую правду, что было для него редкостью.
— Класс, — мечтательно произнёс Костя. — Вот бы и мне… — И взгляд его упал на Мирославу, сидящую отдельно от всех. — Слушай, — он обернулся ко мне. — А ты можешь позвать её к нам? — спросил он меня.
Я от удивления даже бровь приподнял.
— Может, мне вам ещё и свечку подержать? — поинтересовался я, и Тагай не удержал смешок. — Будь мужиком! Подойди и предложи сам. Лично я не против. Правда, тогда не получится пытать Тагая о его любовных похождениях, но мы можем это и в своей комнате делать.
— Да я просто боюсь, что как только подойду к ней, так сразу такую чепуху начну нести, что она на меня и не посмотрит никогда, — потупился Костя.
— Полагаю, девушки отдают себе отчёт, что парни, которым они нравятся, в общении становятся полноценными идиотами, — сказал я. — Так что, ни в чём себе не отказывай. Подходи и предлагай пересесть. Скажи: ты мне очень нравишься, Мира, поэтому я хочу наблюдать, как ты ешь. Особенно рыбную котлетку. Всё, давай, иди.
Но оба моих друга практически легли на стол, поэтому сразу Костя пойти не смог. А потом не успел. В столовую зашёл мрачный Голицын. Причём, с такими красными глазами, что я мог бы предположить, что он ревел этой ночью, как маленький. Но всё-таки мне хотелось думать, что это от недосыпа. Причина, которой была не столь приятной, как у Тагая, но всё-таки.
Николай подошёл к стойкам с едой, взял поднос, поставил на неё завтрак и пошёл к своему новому месту изгоя. И в этот момент из пола перед ним вылез край массивной мраморной плиты, причём совсем рядом с нашим столом. Естественно Голицын зацепился за неё ногой и потерял равновесие. Яичница и кофе полетели с подноса в зал, причём, и тарелка и кружка разбились.
А вот самого Голицына я успел ухватить за шиворот в последний момент, и он остался стоять, растерянно глядя на пустой поднос, сжатый побелевшими пальцами.
Я перевёл взгляд на Толстого и увидел, как тот, хохоча вместе с дружками, убирает край мраморной плиты обратно, делая плиты снова в стык.
— Николаша, — не удержался он. — Что ж ты такой неловкий-то, а? Прям, как дядька твой, да? — и они покатились со смеху ещё сильнее.
Как ни странно, но ещё некоторым данное событие показалось смешным. Но большая часть курсантов, включая нас, наблюдала за происходящим с неудовольствием.
— Спасибо, — сказал Николай сквозь зубы, даже не глядя мне в глаза. — Не стоило.
Но мне было, в общем-то, неважно. Сказал «спасибо», и ладно. Но сейчас меня больше напрягало другое. Я подошёл к столу, за которым сидел Толстой и посмотрел ему прямо в глаза. Улыбка сползла с полного лица.
— Статус любого из нас может поменяться в одну секунду, — проговорил я так, чтобы слышали все. — Причём, в любую сторону. Но, несмотря на это обстоятельство, мы — одна группа, единый организм, который работает сообща. Представь, что произошло бы, если бы твой желудок пошёл войной на печень, а мочевой пузырь насмехался над мозгом?
Один из подпевал, которого я не знал хорошо, подумал, что я сказал что-то смешное и хохотнул, но его никто не поддержал. А я тем временем, продолжил.
— Если бы в Коктау я вёл себя подобно вам весельчакам, твои кишки были бы намотаны по всему второму подуровню. Просто задумайся об этом, — я говорил с нажимом, но без ненависти в голосе. — Мы — разящий кулак, всё правильно. Но разящий врага, а не воюющий между собой. Так войны не выигрываются. А мы боевая гвардия на войне с демонами!
— Да это шутка была, — огрызнулся Толстой. — Чего ты вскочил-то?
— Знаешь, если ты однажды проснёшься полностью без волос, и при этом будешь немножко дымиться и вонять, знай, это тоже была шутка, — ответил я и выдал самую лучезарную улыбку, на какую только был способен.
С этими словами я отошёл от их стола и сел. И вдруг, совершенно внезапно раздались аплодисменты. Я повернулся и увидел, что мне хлопает Радмила Зорич. Следом к ней присоединился Артём Муратов и мои друзья. А уж потом и все остальные. Не хлопали только Голицын, Толстой с подпевалами да Болотовы, которые не чувствовали себя причастными к событиям в Коктау.