Ермолова перекосило. Ему совсем не хотелось признавать себя неправым. Даже совсем немного. Но, судя по всему, делать было нечего. Ну что ж, он это запомнит. Все виновные понесут обязательное и неотвратимое наказание. Уж этого он добьётся!
* * *
Отца, Паскевича и других командиров гарнизона отпустили по домам. Но с некоторыми ограничениями по передвижению на время следствия. Человеческим языком их поместили под домашний арест. Но, конечно же, никто вслух этого не сказал.
В ущелье же, возле капища и по всей площади боевых действий работали следователи из Министерства обороны. В их задачи входило чуть ли не по минутам восстановить картину подготовки и хронологию самого боя.
Лично я курсировал между штабом, лазаретом и домом. В штабе сидел брат и узнавал последние новости по поводу того, что светит отцу и остальным. Судя по последним данным, новости были скорее утешительные. Первичное желание тотального головотяпства на данный момент уступило место желанию реально разобраться в том, что же на самом деле произошло.
И, как я понял, чем дальше анализировали ситуацию, в том числе данные выживших разведчиков, показания солдат гарнизона, рассказы командиров, слова родовичей, тем ближе приходили к мнению, что при иных действиях империя получила бы самую масштабную гибель гражданского населения. А, может быть, даже прорыв демонов во внутренние пределы самой империи. При том количестве нападавших, которое было подтверждено, это не вызывало особых сомнений.
Самым большим моим огорчением на данный момент была мать. Она лежала в лазарете при капище, под надзором самых опытных родовичей, как из Рароговых, так и из других родов, но никто не давал никаких прогнозов.
Всё упиралось в то, что было совсем неясно, что с ней случилось. Физически — полностью здорова, а вот магически — опустошена. Не настолько, как опустошён был я, но всё-таки критично. Однако дело упиралось даже не в это, а в то, что источник медленно, но верно восстанавливался. Критических повреждений не было. А в себя Горислава так и не приходила.
После того, как посидел рядом с матерью и подержал её за руку, я решил отправиться на вал. Не знаю, что меня туда тянуло, но почему-то хотелось посмотреть на место битвы при дневном свете.
Ещё издали я увидел массивную фигуру Креслава, замершую на самой верхней точке. И да, глаза меня вчера не обманули. Борода у него из огненно-рыжей превратилась в седую. Причём, не в белоснежную, как у того же Морозова, а в серую, иногда поблескивающую одиночными рыжими волосами.
Но главе рода до этого, кажется, не было никакого дела. Он стоял на вершине и взирал вдаль, на то место, где ущелье понижалось и исчезало из видимости. А, может быть, он рассматривал собственные мысли. Не знаю, в голову я ему точно залезть не мог.
Зато он меня заметил ещё издали, но не подал вида.
— Чуден мир, не правда ли? — заметил он в тот момент, когда я остановился в паре метров позади него. — Сегодня он цел и прочен, как горы, которым миллион лет, а завтра разбивается, как непрочное стекло, раня всех, кого только может.
Я решил не комментировать данное высказывание. Уж на мой взгляд, мир был похож на взбесившегося пса, который пытается любыми способами самовыпилиться. Но зато состояние Креслава эта фраза полностью объясняла. Я его всегда помнил весёлым и зажигательным в прямом смысле слова.
— Вы поседели, — сказал я. — Всё так серьёзно? В чём дело?
Тут глава Рароговых повернулся ко мне и улыбнулся. И от одного этого вокруг стало чертовски тепло.
— Для начала я хочу сказать тебе спасибо, — проговорил он. — Спасибо за Гориславу, она — моя любимица. Да, ты — её сын, и можешь сказать, что иначе не мог. Но просто прими благодарность от главы клана и не перечь.
Я и не собирался. Только кивнул.
— По поводу твоего вопроса, — улыбка исчезла с лица старика. — Любая помощь, внучок, имеет свою цену. Ты уже догадываешься об этом, а, может быть, прочувствовал, но однажды ты просто это примешь. Любая помощь имеет свою цену. Всегда. И цена последнего рубежа обороны — полжизни. Такие дела.
— А сколько вам? — поинтересовался я.
— Сто двадцать, — хмыкнул тот. — Хотел бы я пожить ещё. Времена, кажется, грядут интересные.
Я быстро вычислил. При средней продолжительности жизни сильных магов в двести сорок-двести пятьдесят лет, Креславу теперь осталось год-два. Может быть, пять лет. Это слишком мало. Но он знал, на что шёл, когда расходовал свой ресурс. Хотя, конечно, к подобной жертве нельзя быть готовым. По сути, он пожертвовал собой ради нас всех.
«Нет, не справитесь вы с родовичами. Никогда!»
Решив сменить тему, я спросил:
— А что тут делаете? Что-то ищете? Или так?.. — уж не знаю, откуда у меня взялось ощущение, что Рарогов что-то ищет, но, озвучив, я понял, что это действительно так.
Креслав усмехнулся, по привычке погладил бороду, потом взял её в руку и поднёс к глазам, после чего разочарованно фыркнул.
— Следы магии, что разрушила фланг ищу, — ответил он без обиняков и в упор посмотрел мне в глаза. — Уж больно знакомый.
— В смысле? — не понял я. — Чей?
— Понимаешь, — ответил тот. — Сила родовичей — она очень конкретная. Мы опираемся на реальные вещи, существующие в природе. Но при этом у каждого конкретного человека своя сила. И он, применяя её, оставляет свой собственный отпечаток. И вот сила, что разрушила фланг — это сила твоей матери. Но одного я не могу понять: почему она ударила по своим?
Меня аж озноб прошил, потому что я точно знал, Горислава такого не могла учинить. Да и не сделала, конечно же! Я тут же вспомнил все обстоятельства.
— Это не она! — проговорил я, абсолютно уверенный в своих словах. — Менталист её подчинил. Демон-менталист.
— Ого! — выдал Креслав и повернулся ко мне, не пряча удивления. — Продолжай.
— Я когда за ней ринулся, демон и меня пытался подчинить, — выпалил я и только потом понял, что говорить про ментальную защиту не очень-то и хочу. — Но вы же знаете, я — тохар. И вот наш огонь тохаров выжег заразу на пару секунд. И мне удалось ему голову