— Да, пожалуйста, — буркнул глава Рароговых, сделав широкий жест в сторону усеянного трупами ущелья.
— Благодарю вас, — кивнул Захар Григорьевич и обернулся к Паскевичу. — Иван Фёдорович, простите за произошедшую неувязку, некоторые из нас оперировали недостаточно достоверной информацией. Сами понимаете, как бывает, когда прорывы и данные льются со всех сторон.
— Знаю, конечно, — кивнул Паскевич и только теперь опустил руки, протянутые для наручников. — Мы тут обладали более актуальной информацией.
— Вот именно, — проговорил Чернышёв, радуясь, что сумел немного притушить конфликт, и наблюдая за тем, как разжимаются кулаки командиров. — Так бывает, хорошо, что всё удалось вовремя разрешить. Могу сказать одно, — на этих словах он повысил голос и обвёл глазами всех собравшихся. — Судя по увиденному мною, саботажем приказов и изменой государству тут и не пахнет. Скорее, обычное недопонимание подразделений. Но по этому поводу будет проведено внутриведомственное расследование. И я вас уверяю, — тут он глянул на представителей Тайного сыска, — мы сами вполне в состоянии его провести.
И тут он улыбнулся ослепительной улыбкой.
— Но нас же вызвали, как мы теперь будем отчёт писать? — возразил ему представитель Тайного сыска.
— Послушайте, — ещё шире улыбнулся Захар Григорьевич. — Если нам вдруг понадобится помощь Тайного сыска, мы вас обязательно об этом уведомим! Но на данный момент я вижу, что никаких серьёзных нарушений мои подчинённые не допустили, поэтому напишите, что произошла досадная ошибка в связи с неполным информированием сторон.
— Тьфу, ты, — в сердцах сплюнул сыскарь и принялся спускаться с вала.
— А пока, — Чернышёв снова повысил голос, чтобы даже удалявшийся господин слышал его, — уважая право родовичей, мы готовы провести все следственные мероприятия на месте. Ибо улики они по всему ущелью видны, — он усмехнулся. — Господа военные, гарнизон, идите отдыхать. Я вижу, что бой дался вам огромным трудом.
* * *
Чуть позже в штабе Горного,
в кабинете, выделенном вице-президенту военной коллегии.
— Хер ли ты творишь⁈ — Ермолов уже не кричал, потому что не мог, он рычал, как раненый зверь. — Зачем ты вмешался, черти бы тебя побрали⁈ Я уже практически завершил процедуру! Зачем ты это сделал?
— Знаешь, Александр Сергеевич, — ответил ему Чернышёв, который уже несколько часов постоянно изыскивал новые резервы, чтобы оставаться полностью спокойным, — я тебе, конечно, должен, тут не спорю и не отрицаю, — он пожевал нижнюю губу. — Но, знаешь, это не тот случай, чтобы подставлять себя под… — Захар Григорьевич замолчал, но при этом сделал выразительный жест пальцем по шее.
— Это же измена! — не унимался Ермолов. — Как ты не понимаешь? Неподчинение приказу, причём, всем гарнизоном! Всех бы уже к ногтю, с записью в личном деле, да они бы как шёлковые после этого… — кожа на лице у генерала покраснела, и казалось, что скоро из ушей у него вырвется пар. — А ты!.. Такое дело сорвал!
— Ты совсем ничего не понимаешь? — поинтересовался Чернышёв. — Да меня за такое судилище свои же сожрут, понимаешь? Эти ребята — герои. И не только для родовичей, Горного и каторжников на Стене. Они — герои для всей империи! Попробуй тронь, ты сразу же станешь врагом! — вице-президент посмотрел на своего давнего друга и смягчил тон. — Ну какая измена, а? Что ты, как маленький, право слово, — Захар Григорьевич покачал головой. — У них под валом трупами легиона три-четыре лежит. Может, больше. А ты измену им, эх…
Наконец-то Ермолов понял, что Чернышёв всё ещё считается с его мнением, но всё равно не считает правильным сегодняшнее поведение. Александр Сергеевич выдохнул и попробовал тоже говорить мягче.
— Ну вот же! — он ударил ребром ладони по крышке стола, а зелёный торшер на его углу легонько дрожал. — Есть приказ, который не выполнен. Всё! Измена! Это же в документах.
— Это когда он не выполнен с целью саботажа, — покачал головой Захар Григорьевич. — А у нас несколько тысяч человек, включая весь гарнизон города, видели, что основания были. Или предлагаешь их всех за измену? А чем мы тогда лучше демонов?
Ермолов поджал губы и поднял подбородок.
— Нет, дорогой мой, — продолжал Чернышёв. — Мы с тобой стоим на страже государства. Мы — армия. Вот, если бы ты не устроил бучу на валу, мы бы провели внутриведомственное расследование, посадили бы кого надо под стражу, ну чисто на время проведения следствия. А там, глядишь, кто-то и не вышел бы просто. Мало ли, с сердцем проблемы или с лёгкими. Разное бывает, понимаешь? А ты — в лоб, как неоперившийся штурмовик! Не делается так, Саша. Не в данном случае!
— У меня были основания, — продолжал упрямиться Ермолов, но больше для вида и оправдания самого себя. — Я считал, что они у меня уже в кармане!
— У них тоже, — развёл руками Захар Григорьевич. — Всё ущелье этими самыми основаниями усеяно. Хоть сейчас могу тебе парочку заказать. Ты как хочешь, но добился только того, что родовичи на конфронтацию пошли. А нам этого допускать нельзя! Пока Екатерина Алексеевна не получит всего, что ей требуется, нам с родовичами ссориться недопустимо. А гарнизон они теперь и подавно, даже с боем не отдадут. Будем лежать с тобой в позе дохлых демонов.
Чернышёва почему-то позабавила эта мысль, и он рассмеялся, причём, громко и от души. Ермолов же, наоборот, насупился и даже побагровел.
— И что мне прикажешь делать теперь? — спросил он, когда его собеседник успокоился.
Захар Григорьевич встал, вышел из-за стола, прошёл по просторному кабинету, вдыхая пыль и запах множественных бумажных папок. Ему хотелось распахнуть окно и выпрыгнуть на мостовую, а потом бежать и бежать куда-нибудь далеко-далеко, где нет всех этих проблем и разговоров.
— Извиниться, — сказал он, облокотившись на подоконник и глядя в окно. — Самое простое и верное решение.
— Да хрен там! — рыкнул Александр Сергеевич.
— Тогда сошлись на недостаток информации, — губы Чернышёва дрогнули в натянутой улыбке.