Гений МАЗа - Анатолий Евгеньевич Матвиенко. Страница 60


О книге
дизтопливом, авиационным керосином, запчастями и тоже мощными радиостанциями двинули вперёд, обеспечивая нас куда лучше, чем любого другого, дерзнувшего ехать.

И это же осложняло задачу. Товарищ гонщик, партия и правительство вбухали в тебя прорву народных средств, создали условия для успеха, как ты можешь спасовать, не привезти победу⁈

Ответственность давила, как балкон второго этажа на каменных атлантов.

Поскольку кампания приобрела не республиканский, а всесоюзный характер, во Францию ломанула толпа чиновников, самые высокие по должности — с супругами, некоторые с секретаршами вместо супруг, каждый счёл своим долгом приказать экипажам собраться ради выслушивания его спича об исторической важности свершаемого. Ей богу, когда под колёсами МАЗа понеслась пустыня, поначалу даже легче стало, стряхнули с себя ораву прилипал.

Радость была недолгой. Мы шли без GPS, разработка системы глобального позиционирования лишь началась и в СССР, и в США, до спутниковой группировки и распространения мобильного оборудования на земле ещё надо ждать более десятилетия. Ориентирование стало главной проблемой гонки.

Карты… Да, карты были. Подробные, крупномасштабные. Обновлённые последний раз, когда англичане гоняли по Северной Африке танкистов Роммеля, разделивших компанию с «грозными римскими воинами великого дуче».

Дороги, или то, что считалось дорогами, закончились в Алжире, там же случилась первая безвозвратная потеря, мотоциклист Жан-Ноэль Пинель разбился насмерть.

Мы неслись без точного маршрута, обязанные проходить лишь через немногочисленные КП. Поскольку мотоциклисты и джипы от самого побережья бросились на юг как ужаленные в зад, конкуренция с ними за абсолютное первое место утратила всякий смысл. Даже если основная масса побьётся и поломается по пути, что неизбежно, всё равно чисто по теории вероятности кто-то из этих безумцев дотянет до Дакара, опередив тяжёлые траки. В последующие годы организаторы дотумкают до очевидного решения — делить участников на категории, но об этом в советской команде знал я один.

Когда последний из байков скрылся за горизонтом, Лукьянов бросил в микрофон:

— Знаете, как дальнобои из «Совтрансавто» называют мотоциклистов? Хрустики! Такой звук издают, когда попадают под МАЗ.

— Отставить разговоры не по делу! Нечего позорить страну!

Оказывается, Яша забыл отключить передатчик. Биг босс, услышавший его с борта вертолёта, счёл своим долгом напомнить, кто в доме хозяин.

В результате массы возникших ведомственных и межведомственных разногласий советская экспедиция получила все прелести двоевластия. Константин Эдуардович Богушевский из Госкомспорта, обосновавшийся на борту Ми-2, считается руководителем делегации, абсолютных полномочий не имеет, часть предоставлена мне, его антагонисту и капитану команды.

Мы не грызёмся, но трения проскальзывают в мелочах. Например, в демонстративном одёргивании Лукьянова с толстым намёком: что же ты, Сергей Борисыч, сидя с ним в одной кабине, не следишь за чистотой эфира? Вдруг враг подслушивает.

И, кстати, прав. Какая-нибудь «Монд» или «Фигаро» выйдет с аршинным заголовком: «Русские обсуждают, как давить французских мотоциклистов грузовиками». Хрен отмажешься.

Скоро мы избавились и от присутствия Богушевского, не только мотоциклистов. С дорогами кончился и сокращённый зимний день, без перехода опустилась тропическая ночь, огни вертолёта, истратившего топливо, исчезли среди первых звёзд.

— Я первый додумался задать вопрос или все тоже так думают? Вертолёт нас вёл к КП или пилот тупо висел над МАЗами, поверив в наши штурманские таланты?

Ваня Мельников отпустил тангенту передатчика, в шлеме зазвучали голоса других участников гонки.

— На нас не надейтесь. Женский топографический кретинизм заразен!

Валентина прибеднялась. В СССР Таня ни разу на неё не жаловалась по работе на спецучастках и на обычных перегонах, и им не приходилось плутать из-за штурманской ошибки. У меня — бывало.

— Сергей Борисович! — это штурман экипажа Русских вмешался. — Дороги кончились, остались направления. Выстроимся в цепь?

Если бы шли километров 500 или чуть больше — стоило бы. Чтоб каждый штурман видел перспективу. Я запретил, этап до Таманрассета больше двух тысяч! Рациональнее меняться и вести по очереди, чтоб меньше уставать.

Это такой городок на юге Алжира, наша ближайшая цель. И ближайшая точка пополнения припасов. Топливо везём с собой +50% объёма к расчётному на участок, по 6 запасных колёс с импортной широкой внедорожной резиной, у неё развитые грунтозацепы для движения по песку. Каждый из четырёх грузовиков оснащён крановой стрелой, установленной позади кабины и способной быстро подать запаску вместо любого спустившего или разбитого колеса. Я горло сорвал, убеждая в необходимости этой примочки. Не мог же сказать: такая имеется на спортивных КамАЗах, безусловных фаворитах пустынных гонок начала XXI века.

От базового МАЗ-5335 наши четыре машины, заявленные под этой маркой, отличаются… всем. Рама взята только за основу, усилена и переварена. Кабина заимствована от седельного тягача, вместо среднего пассажирского сиденья в салон выдаётся кожух двигателя, гораздо более крупного, чем родной V6. Ярославская «восьмёрка» с усиленным наддувом и удвоенным охлаждением выдаёт до 400 л. с. Коробка передач 8-ступенчатая и столь же неудобная как у классического «лобастика» — с длинной и отчаянно прыгающей кочергой справа от правой ноги водителя, попасть на ухабах в нужную с первого тыка — то ещё искусство.

Третий член экипажа, штурман, отправлен на чердак. Его кресло находится на уровне спальника, то есть выше пилотских и смещено назад. Чтобы Иван или его сотоварищи в других машинах не отбивали шлемом чечётку о потолок, он приподнят. Внутрянка, особенно места, располагающие к удару головой, покрыта мягкими матами и дерматином. Переворачивайся на здоровье! Естественно, над кабиной чернеет дуга каркаса безопасности, она же — кронштейн для батареи ночных прожекторов и длинной радиоантенны. Там же торчат воздухозаборник мотора с правой стороны и труба выхлопа с левой.

Над головой каждого из троицы висят мягкие патрубки, машина оснащена шикарным импортным кондиционером, реклама которого соперничает на бортах с «Бош», «Пирелли» и «Шелл». Мы едем в прохладе с поднятыми стёклами и смотрим свысока на пыльные «джипы» да «ленд-роверы», они по сравнению с нашими кораблями пустыни — всего лишь жалкие багги.

Но наклейки иностранных фирмачей бледнеют по сравнению с главным украшением морды грузовика — большим улыбающимся олимпийским мишкой от бампера до лобового стекла с надписью через пузо: Moscow-1980. Ради него, коричневого, кабины для контраста имеют светлый цвет — белый, кремовый, светло-серый или жёлтый, правда, он мало где виден из-за обилия наклеек.

Чем дальше наша четвёрка уходила на юг, тем тяжелее становилась дорога. Нигер, Мали, Мавритания, Сенегал, кто-нибудь слышал об их хайвеях и многоуровневых развязках? Пусть не зимой на 1979 год, а в XXI-веке? Я — точно нет. В чём организаторы оказались на высоте, так в максимальном усложнении маршрута.

Пустыня, твёрдая как плато и гладкая, чем-то похожа на солончаки,

Перейти на страницу: