Еще издали он заметил их: невесту господина, Аню, и русского, который пришел, чтобы ее похитить. Они сидели посреди кладбища у тела какого-то мужчины, а неподалеку, распростершись в траве, лежал господин.
Увидев его, Ансельм едва не задохнулся от ярости. Глаза защипало, челюсти сами по себе сжались, а кулаки налились тяжестью. Пронзительно засвистев, он бросился на убийцу, на бегу выхватывая из-за пояса трофейный пистолет. Другие, услышав его свист, тоже прибавили ходу. Ансельм стал палить по русскому. Но тут воздух вокруг них задрожал, золотясь на солнце, — и брызги земли заплясали вокруг самого Ансельма. Все его пули прилетели обратно, так и не достигнув цели.
Гюнтер вскрикнул, схватившись за ногу, остальные рассредоточились, окружая противника. Ансельм замедлился. Он снова прицелился, выстрелил. Аня что-то кричала, махала руками, но Ансельм ее не понимал. Золото вокруг нее сгустилось, дрогнуло — пуля вернулась, просвистев в каких-то сантиметрах от его головы.
Тогда русский одним рывком поставил ее на ноги, и они побежали прочь, но не к лесу, а вдоль его кромки. Ансельм и остальные бросились вдогонку.
— Не стреляйте!
Ансельм обернулся на голос. Путаясь в подоле своего длинного платья, их догоняла Далия. Мешочек с рунами болтался у нее на поясе. Далия что-то сжимала в кулаке, неся так, будто хотела показать. Ансельм притормозил — Далия врезалась в него с разбегу.
— Они уйдут! — прокричал он. — И русский убил герра Нойманна!
А теперь еще утаскивал Аню все дальше, к распластавшему крылья биплану. Аня бежала, все время оглядываясь, и Ансельму казалось, она ждет их защиты. Ансельм с трудом сдерживал себя, но не выслушать Далию не мог. Все, что она говорила, было непреложно.
Далия раскрыла ладонь: на ней лежал маленький круглый камешек с буквой В.
— Сейчас ее здоровье важнее всего остального. Нельзя ей навредить, — взволнованно сказала она и крепко сжала камешек в руке.
Ансельм оглянулся на беглецов: Аня уже взбиралась в биплан, русский заводил пропеллер. Купол вокруг них едва заметно золотился, непроницаемый для пуль — а может, и для людей тоже.
— У нас и не получится, — ответил Ансельм.
Он коротко, пронзительно свистнул, и по его сигналу все остановились, опустили оружие. Биплан ожил и поднялся в воздух, унося под облака невесту их господина и убийцу, а они просто стояли и смотрели, задрав головы, и Ансельм мог поклясться: все думали об одном и том же. Они подвели господина.
Когда биплан превратился в черную точку, а потом и вовсе растворился в небе, все вернулись на прежнее место — туда, где в высокой сухой траве лежал герр Нойманн. Ансельм наклонился, поднес к его носу ладонь, особенно ни на что не надеясь, но кожу согрело едва заметным дыханием.
Он был еще жив.
Тогда самые крепкие парни подняли его, взвалили на плечи и понесли в замок так быстро, как могли, а Микаэль помогал идти Гюнтеру. Согнувшись под тяжестью, Ансельм не видел ничего, только ноги Далии — она шла впереди, указывая путь. Герр Нойманн то стонал едва слышно, то затихал, проваливаясь в полузабытье.
Кровь из раны пропитала пальто и запачкала руки. Перехватывая свою ношу поудобнее, Ансельм украдкой облизал ладонь. Сам от себя не ожидал и тут же устыдился своей глупости. Кровь у герра Нойманна была обыкновенная — как у всех людей, теплая и с металлическим привкусом. Никаких новых изменений в себе Ансельм не почувствовал.
Когда они внесли герра Нойманна в замок, подняли наверх и уложили в его спальне, Ансельм попробовал на Квашне.
— Убейся об стенку, — приказал он шепотом, как делал герр Нойманн. Но Квашня посмотрел недоуменно.
— А что я такого сделал? — спросил он. — Ты сказал стрелять — я стрелял. Ты сказал прекратить — я прекратил.
Нет, подумал Ансельм, такое бывает только в сказках: выпил драконьей крови и сам стал драконом. В жизни все по-другому, и сила наследуется иначе.
Сначала ждали Катарину, но она куда-то запропастилась. Тогда Далия разогнала почти всех, кроме нескольких девочек — тех, кто внимательнее других наблюдал за Катариной, когда она перевязывала раны, и знал, что делать. Ансельм остался сторожить дверь. Просто так, на случай, если придут еще враги. Из-за двери то и дело доносились странные звуки и пение, и Ансельм счел за лучшее не подглядывать. Через полчаса Далия вышла, вытирая руки полотенцем.
— Он зовет тебя, — сказала она.
— Зачем?
Далия пожала плечами и отступила, пропуская Ансельма вперед. Может быть, герр Нойманн хотел поблагодарить своего лучшего воспитанника за спасение? Ансельм вошел, расправив плечи. Увидев его, остальные девочки тихо выскользнули за дверь.
Герр Нойманн, бледный, как подушка, на которой он лежал, пошевелил рукой, словно пытался подозвать его ближе. Ансельм с воодушевлением присел на край кровати, ожидая похвалы, но герр Нойманн сказал другое:
— Вы упустили… ее.
Он не спрашивал, потому что и так все было ясно. Ансельм уставился на свои колени и сцепленные в замок руки. Они были бурыми от засохшей крови.
— Я разочарован в тебе, Ансельм, — едва слышно продолжал он. — Думал, ты стреляешь лучше.
— Там был какой-то золотой щит, — буркнул Ансельм, изо всех сил стараясь не расплакаться от обиды. — Пули отлетали от него… Гюнтера ранило. Мне кажется, она не хотела нам навредить, но…
— Вот как? — Герр Нойманн слабо улыбнулся. — Далия…
Ансельм спешно подвинулся, уступая ей место. Далия подошла, наклонилась к герру Нойманну, и он что-то прошептал ей на ухо. Ансельм не смог разобрать вопрос, а их лица скрывали длинные волосы Далии.
Воздух вокруг подернулся слабым маревом. Далия запустила руку в мешочек и рассыпала руны прямо на животе у герра Нойманна. Её длинные паучьи пальцы зарылись в камешки, выхватили несколько. Наконец она вскинула голову, и Ансельм услышал тот самый голос — глубинный и чужой. Будто это вовсе не Далия, а какая-то сила, неподвластная ей, говорит через нее, как через старый, охрипший граммофон.
— Последние звуки вскоре угаснут, последние птицы покинут свои гнезда и полетят на восток, последняя зелень исчезнет — Хель, мерзлый ад, грядет, и не будет ему конца. Врата откроются, когда солнце, достигнув пика, покатится с вершины. Он родится под золотой крышей матери и упадет в руки самой Смерти. Его крик поднимет бурю, и эта буря прокатится по всему миру, чтобы расчистить путь для нового человека…
Прокаркав последние слова, Далия стихла и тяжело задышала, приходя в себя. Какая бы сила ни говорила через нее — она ушла так же внезапно, как и появилась.
Три выбранные руны лежали в ряд одна за другой. Первый символ был похож на раскрытые ворота, второй — на стрелу, указывающую вверх, а третий напоминал поднявшего морду медведя. Далия взглянула на руны, затем на герра Нойманна и добавила уже обыкновенным своим девчоночьим голосом:
— Будет мальчик, господин. На летнее солнцестояние.
1. Сказка «Семь воронов» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
1. Сказка «Семь воронов» братьев Гримм в переводе Петра Полевого.
Эпилог
По-летнему ранний рассвет румянил верхушки сосен. Всю короткую ночь солнце ходило по горизонту, подсвечивая край мира своей огненной гривой. Дюргию не спалось, и он сторожил костер, смоля папироску, пока другие мужики отдыхали после тяжелого рабочего дня. Им нужно было заготовить еще треть от необходимого дерева, а время поджимало. В короткий час тревожной ночной темноты казалось даже, что времени у них не осталось вовсе.
Костер прогорел, только сизый дымок вился над головешками. Дюргий отряхнул штаны от пепла, растолкал смену и, пока вновь занимался огонь и кипел чай, подремал с полчаса на подстилке из рыжей палой хвои. После завтрака взялись за инструмент, и пошла работа. Ладные чурбачки летели из-под зубьев, пахло смолистой древесиной, визжали стальные пилы. Но не успели они толком устать, как из леса послышался далекий окрик: