– Алло? – неуверенно отвечаю. Странное предчувствие сосёт под ложечкой. Ночные звонки – это всегда не к добру.
– Ты одна? – в трубке звучит властный баритон отца.
Кажется, мир замирает, слышно только звенящую тишину и стук моего бешено колотящего сердца.
– Да, – на выдохе мямлю, гипнотизируя своё испуганное отражение в зеркале. Хочется сразу нажать отбой и не разговаривать с ним, ибо мне нельзя этого делать, теперь мы по разные стороны баррикад враждующих городов.
– Молчи и ничего не говори. Слушай, – кроме голоса отца не слышно ни единого звука на фоне, скорее всего он один. В своём кабинете. – Валентина при смерти. У твоей матери обнаружили неизлечимую болезнь, которая сожрала её практически за месяц, – бесцветным тоном сообщает, словно рассказывает сухие факты о делах своего клана. До меня сначала не доходит смысл сказанного, но по мере понимания кровь в жилах холодеет.
– Мама… мама умирает? Нет, не может быть! – прикрываю рот рукой сдерживая вырывающиеся всхлипы.
– Она хочет попрощаться со своей дочерью. Это последнее желание Валентины. Если у тебя осталась хоть капля любви к женщине, что вырастила и воспитала, приезжай попрощаться с матерью, Ариела, – отец барабанит пальцами по столу, глухие звуки набатом отдаются в ушах. – Завтра в десять утра в паркинге будет ждать машина, которая доставит тебя в аэропорт, а дальше в Сиэтл. Не смей ничего говорить своему мужу, если не хочешь, чтобы он запретил тебе встретиться с матерью, которая мучается в агонии на смертном одре. Мы ждём тебя, дочка! – сбрасывает звонок, не давая даже опомниться от его новости.
Не выдержав, падаю на колени, хватаясь за угол раковины.
Мама, мамочка!..
Господи, почему именно она? За какие грехи? Я не смогу без неё, не смогу!.. Неужели мама не увидит своих внуков, не дождётся их рождения? Из-за разборок чёртовых кланов мне было запрещено даже общаться с ней, отец оборвал все связи семьи Лучано со мной. Я так давно не слышала её голоса, не чувствовала объятий тёплых рук; не слышала молитву, что она читала нам перед сном вслух.
Полночи я лежу, сжимаясь в клубочек на коврике в ванной комнате около раковины, не в силах подняться. Слёзы безостановочно стекают из глаз, нос совершенно не дышит. Голова начинает болеть от неконтролируемых немых рыданий. Нас разлучили, а теперь… теперь я должна сбежать из дома в буквальном смысле, чтобы попрощаться с родной матерью… Я могла бы попросить разрешения у Максимилиана, но он никогда не позволит. Муж помешан на безопасности, а в Сиэтле я буду беззащитна.
Но я не смогу… никогда не прощу себе, если не увижу её и не попрощаюсь в последний раз. Как бы тяжело это не было осознавать…
Сейчас есть шанс, отец не причинит мне вреда, теперь он Глава Сиэтла, я приеду одна, попрощаюсь и вернусь обратно. Муж поймёт после трагедии, что он пережил сам, Макс войдёт в положение и примет моё решение. В конце концов, я мать нашего ребёнка и не позволю, чтобы с ним что-то случилось.
Лежу до тех пор, пока не перестаю чувствовать замёрзшие ноги и руки, мысль о том, что теперь я ответственна не только за свою жизнь, заставляет встать и на негнущихся ногах пойти в постель. Находиться рядом с Максимилианом в таком состоянии становится настоящим испытанием. Тихо глотаю слёзы, стараясь сдерживать дрожь в теле, чтобы не разбудить мужа. Всю ночь я пролежала, смотря на одну точку в окне. После рассвета, рядом лежащий мужчина начинает ворочаться; вытерев лицо, накрываюсь одеялом практически с головой и притворяюсь спящей. Он не должен видеть, не должен догадаться.
Еле сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда большая ладонь мужа опускается на мою голову, поглаживая волосы. Макс шепчет нежности, гладит плечи и живот, слегка откинув одеяло. В этот момент я мысленно ненавижу себя за то, что вынуждена обманом сбежать из Лос-Анджелеса.
Простит ли он меня за этот рискованный поступок?
***
Как и сказал отец, в паркинге меня ждал минивэн с водителем, который доставил в аэропорт к ожидающему частному самолёту. Весь полёт не могу найти себе места. После ухода Максимилиана ранним утром, сообщила Кларе, что сегодня у неё выходной, что с мужем всё согласовано, и ей пора отдохнуть от бесконечной рутины. Видимо, я попала в самую точку, потому что женщина обрадовалась с нескрываемым облегчением и добрых полчаса благодарила рассказывая, что дочь с внуком прилетели из Аризоны, и она не могла уделить им достаточно времени.
Так я избавилась от свидетеля, а затем принялась впопыхах собираться.
Много вещей брать с собой не стала, только набросала в шоппер самое нужное. Заходя в лифт, молилась, чтобы меня не остановили люди Клана «Galante Family». Никогда не видела их в лицо и понятия не имею, где сидят и как охраняют квартиру. Я надеялась, что они контролируют только людей, входящих внутрь, но не мониторят выход из квартиры. Мне повезло, так и получилось, я сумела сбежать незаметной. Видимо, высшие силы помогают мне на нелёгком пути, чтобы я могла попрощаться с мамой. До тех пор, пока Максимилиан не вернётся домой, и не найдёт оставленную записку, у меня есть фора, но надеюсь, что, прочтя её, он не бросится на мои поиски, сметая Сиэтл, как цунами.
Вспоминаю текст, написанный, стоя на коленях над журнальным столиком корявым размашистым почерком. Надеюсь, муж вчитается в него и поймёт меня. Время тянется ужасно медленно, извожу себя мыслями и виню за то, что не нашла лазейку и не общалась с мамой последние несколько месяцев. Я ужасная дочь, чувство презрения к самой себе засело глубоко внутри и отказывается уходить.
Пристёгиваю ремень, когда самолёт начинает снижаться, и вдали виднеется Сиэтл. Кто меня встретит? Придётся остановиться в родительском доме? Сколько дней мне будет позволено провести рядом с мамой? Спускаясь по трапу, вижу стоящий внедорожник и трёх крепких парней, их лица мне совершенно незнакомы. Наверное, отец набрал новых людей в личную охрану семьи. Хотя, возможно, сейчас он не считает меня её частью и просто прислал своих солдат из клана.
– Позвольте ваши вещи, мэм, – один из мужчин, самый высокий и выделяющийся среди остальных, с наушником в ухе и шрамом от пореза на щеке подходит и буквально силой забирает из моих рук шоппер с одеждой.
Хочу возмутиться, но решаю не спорить и сажусь в машину. Я слишком измотана физически и морально, чтобы