— Не за того Мирошка себя выдает, кем был. Утверждает он, что в пролетариях состоял, едва ль не у Путилова на заводе обретался. Однако для рабочего держится Мирошка с большим фасоном. Пломбы у него золотые и морда пудреная… Такой — на все способный. — Он, пронзительно взглянув на Орловского, добавил: — Ас чего, например, его подследственный господин Алексанов, которого я с прежнего времени молодцом знавал, вдруг повесился? Нельзя ли это проверить, раз вы Мирошкой заинтересовались?
— Постараюсь все выяснить. Жди, пойду тебя выручать.
Орловский, надевая фуражку, встал и вышел из камеры, которую тут же замкнул за ним надзиратель.
Орловский шел по сводчатым коридорам славного здания, уже оскверненного пытками и расстрелами ЧеКа и размышлял о том, с кем ему надлежало поговорить о Колотикове, — о начальнике комиссаров и разведчиков ПетроЧеКа Якове Леонидовиче Целлере. К нему Турков отправил утром арестованного Колотикова.
Прошлое Целлера было непроницаемо, потому что он изощренно путал в нем факты и обстоятельства при любой возможности. Но походило на правду, что политикой Яков занялся в молодости среди бундовцев в Вильно, будущем Вильнюсе, где родился в семье частного поверенного.
Потом в ссылке Целлер познакомился с видным эсдеком Рыковым, который якобы стал его наставником. Безусловным фактом было то, что при Временном правительстве Целлера взяли комиссаром в милицию. В то время он франтил в офицерской форме и выдавал себя за эсера, причем террориста, утверждал, что контрреволюционеры дважды приговаривали его к смерти. Близко сошелся с Моисеем Урицким и пользовался его протекцией.
Орловский остановился перед кабинетом Целлера, окончательно собираясь с мыслями, когда сзади его вежливо окликнули:
— Товарищ Орлинский, пожалуйте к Якову Леонидовичу. Он знает, что вы здесь, и ждет вас.
Орловский оглянулся. Почти вплотную к нему стоял один из комиссаров ЧеКа, подчиненных Целлеру, Густавсон — мягчайший на вид товарищ небольшого роста с аккуратно зачесанными височками, одетый в черную старорежимную тройку, из выреза жилетки которой виднелся ровнехонько завязанный галстук. Выходя от Колотикова, Орловский заметил в темном вестибюле перед камерами мелькнувшую фигурку этого коротышки, которого, как и его начальника, встречал на общегородских совещаниях. Он не придал этому значения, а сейчас подумал, что Густавсон, очевидно, был направлен Целлером приглядеть за ним, как только Орловский сообщил на проходной о цели своего визита. И Густавсон, значит, терпеливо ожидал его у дверей камеры Колотикова, а потом незаметно передвигался за визитером по зданию.
Неотлучно и мягко стелили Орловскому подручные Урицкого в их логове, а это у палачей дурной знак.
— Благодарю вас, товарищ Густавсон, — откликнулся Орловский и с полупоклоном зашел в любезно открытую тем перед ним дверь.
Целлер с добродушной улыбкой поднялся из-за стола, встретил на середине кабинета и пожал Орловскому руку двумя ладонями, заросшими по тыльной стороне завитками волос.
— Взволновались за старика из вашего комиссариата, Бронислав Иванович? — приветливо щурился Целлер. — А мы тут ни при чем. Ваш же Турков его направил, обещал завтра на него представить доказательные материалы по полной форме.
Он снова уселся за стол, указывая Орловскому на глубокое кресло перед ним и кивая Густавсону, что тот может идти.
Орловский отрицательно покачал головой.
— В этом уже нет никакой необходимости. Только что я убедился в непричастности Ивана Мокее-вича к ограблениям у меня в комнате и в кабинете Туркова.
Орловский подробно изложил историю с портсигаром сына Колотикова, а Целлер, весело насупив брови, глядел на него почти ласково.
Когда гость замолчал, он небрежно заметил:
— И я в непричастности Колотикова убедился, как только его допросил и узнал о портсигаре, Андрейке и так далее.
Орловский опешил, ничем, однако, не выказывая изумление: «Зачем же Иван Мокеевич его допрос самим Целлером от меня скрыл? И в то же время мне как «отцу родному» доказывал, помочь заклинал как единственного надежного… Туркова нечистью называл, а о чекистском допросчике Целлере ни гугу».
Он вежливо склонил голову.
— Всегда был уверен в вашей проницательности, Яков Леонидович. Можно получить мандат на освобождение Колотикова из-под стражи?
— А он уже готов, — дружески подмигнул Целлер и пододвинул Орловскому заверенную подписями и печатями бумагу. — Я его подготовил, как только узнал о вашем прибытии.
— Вы не волокитчики, — одобрительно проговорил Орловский, забирая документ.
— Да! В чем угодно, но в проволочках нас никто не сможет упрекнуть, — многозначительно ответил чекист, и белый агентурщик увидел, что его глаза на вдруг утратившем оживленность лице на самом деле как были, так и остались холодными и пустыми. — Что же у вас за эдакие отчаянные грабители объявились? Бог с ними, с пропавшими побрякушками у Туркова, но у вас воры почему-то забрали важные документы.
Замечание Целлера било в самую точку замысла Орловского по спектаклю с ограблением своего кабинета. Да и все здесь, лишь переступил резидент порог зловещего учреждения, работало, как оказывалось, против него, вплоть до двурушничества богобоязненного вроде привратника Колотикова.
«Едва ль не вправду, что ли, чекисты запугивают слабодушных, что на три метра под землей видят! Господи, спаси и сохрани», — крепился Орловский, которого Целлер словно разоблачил упоминанием о странных шнифферах, польстившихся на папки с документами.
Однако весьма непрост был и «особо важный» следователь Его Императорского Величества, Закинув легким движением одну ногу на другую, Орловский лениво уточнил:
— Яков Леонидович, ежели вам подробно об ограблении у меня доложили, припомните, пожалуйста, что это в общем и не криминальные обстоятельства. Ограбили в отместку по наущению моего бывшего подследственного Колодина. Главное-то им было у меня набезобразить, они и натешились на том, что под руку попало. Что-то на месте уничтожили, кое-что, папки с бумагами, например, не успели и унесли, чтобы потом сжечь. Взяты и стоящие вещи: портфель из сафьяна, лаковая шкатулка с росписью, ажурное пресс-папье французской работы…
Целлер, внимательно слушавший его, перебил вопросом:
— Что же из пропавших документов наиболее ценное?
— На все — служебная тайна, как вы, товарищ Целлер, должны знать лучше меня, наркомюстовца. Упомяну лишь о бумагах, восстановление коих будет непосредственно связано с ПетроЧеКа. Это, например, бланки выездных паспортов и командировочных удостоверений, подписанные и вашими представителями, — так же резко парировал резидент.
Яков Леонидович усмехнулся, смерил оценивающим взглядом наркомюстовского комиссара, сидевшего по-офицерски с выпрямленной спиной. На сегодня эта то ли дуэль, то ли разведка боем начальника чекистских комиссаров и разведчиков с ним была закончена. Он поднялся, с модным пролетарским жаром пожал на прощание руку Орловского, ответившего ему такой же хваткой человека, умеющего что по головке погладить, что двумя пальцами задушить.
Когда Орловский вывел бледного от переживаний Ивана Мокеевича на улицу, спросил его будто