— Выходит, ваши офицеры даже могли застичь Гаврилу под Марлево.
— Нет, Борис. Штурм был с утра, когда Туркову надлежало находиться в комиссариате. В общем, завтра, вернее, уже сегодня днем надобно разведать у Марлево и, если усадьба пуста, власти оставили ее в покое, внимательно обыскать.
— Надо ехать туда немедленно! — услыхали они голос отца Феопемта.
Обернулись и увидели, что в дверях гостиной стоит иеромонах, одетый в свой черный подрясник, словно на ночь и не раздевался вовсе.
— Господа, — сказал он, — я слышал ваш разговор, потому что не спал, а молился. Разведывать под Марлево необязательно, так как отче Александр мне ведь сказал, что именно сегодня его мощи нам дадутся. Зачем же откладывать, ежели мы под водительством святого?
Борис озадаченно поглядел на священника, а Орловский воскликнул:
— Простите, батюшка, едем сейчас же!
Ревский оживленно поддакнул:
— Я, конечно, с вами.
Резидент вгляделся в его лицо, покрытое испариной от волнений, водки и кокаина: такой помощник, да еще не верящий ни в Бога, ни в черта, может подвести, — и попытался необидно отставить Бориса:
— Дорогой, нам там все же необходимо быть незаметнее. Зачем отправляться втроем, ежели и вдвоем с батюшкой мы прекрасно справимся? Дел-то немного, всего лишь, если обнаружим раку, достанем из нее мощи и унесем.
— Нет, нет, Бронислав Иванович, я редко вас о чем-то прошу, — пылко заговорил Борис, — но здесь вынужден настаивать ехать с вами1 Ведь это я начинал ’с вами розыск саркофага! Я в Орге отвечаю за все, связанное с разграбленными имперскими, церковными ценностями. А теперь нам опять с вами вместе удалось установить подлинное лицо Гаврилы и, видимо, местонахождение раки. В этом деле погибла моя лучшая осведомительница Аннет, сам я от Гаврилы подвергаюсь смертельной опасности.
Агентурщику пришлось привести более доходчивые для Ревского аргументы:
— Мне нужно, чтобы сегодня вы вместе со мной в опасном месте не были. Почему? Оттого, что только мы с вами знаем, кто такой Гаврила-Турков! Представьте, что мы отправимся сейчас, когда на улицах одни патрули, все вместе и по каким-то причинам будем задержаны, арестованы или убиты. Вы и я — два единственных источника информации в Орге о Гавриле — будем устранены. Бандит, поставивший под удар наше подполье и его членов, сохранит способность противодействовать нашей организации, например, на границе и дальше, даже с новым ее резидентом.
Агент тряхнул белокурой головой, откидывая со лба волнистую прядь.
— Это резонно. Выполняю ваше приказание остаться в Петрограде!
Орловский раскланялся с ним, отец Феопемт благословил Ревского на дорогу, и тот ушел.
Выбраться из ночного Петрограда, где властвовали патрули, священнику и Орловскому удалось без помех. Резидент, на такие сл^аи изучивший город досконально, выбрал самые глухие улочки, проходные дворы.
За городом в селе по пути в Марлево, куда они направлялись, отец Феопемт разбудил своего старого прихожанина, активиста Союза защиты храмов и часовен и попросил мужика доставить их к месту. Тот быстро запряг пару ездовых лошадей в экипаж.
Спустя некоторое время крестьянин довез батюшку со спутником до той самой аллеи лип, иссеченных пулями. Они сошли, возница поклонился и отбыл восвояси.
Тихо-тихо было вокруг, ветер едва касался крон деревьев, парадно выстроившихся на пути к барскому особняку. Свет полной луны струился сквозь листву, пятная землю. Хоронясь за стволами, Орловский и батюшка Феопемт пробирались к амбарам.
Оказавшись на хозяйственном дворе, они осмотрелись. Господский дом зиял черными провалами выбитых окон, зловеще царя над усадьбой, походившей на заброшенный погост. Безмолвие вкупе с призрачным лунным светом давило даже на иеромонаха, который то и дело осенял себя крестным знамением.
— Никого нет, — сказал Орловский. — Но как мы будем искать в темноте?
— Вон там что-то брезжит, — указал отец Фео-пемт на амбар с дырявыми стенами около конюшни.
Резидент и священник вошли в развороченное чрево амбара. В его углу, полузаваленном старыми мешками, в полу был открытый люк, из которого снизу пробивался свет. Приблизились, заглянули в него и увидели с десяток кирпичных ступеней, ведущих в подземелье.
Орловский вынул револьвер и прислушался. По-прежнему кладбищенски тихо было вокруг.
Резидент хотел было уже лезть в люк, но батюшка твердо отстранил его и проговорил, крестясь:
— Помилуй нас, Господи! Помоги, отче Александр! — и стал первым спускаться по ступеням.
В распахнувшемся перед ними подземелье они увидели истинную воровскую «яму», склад краденого, освещенный свечами нескольких канделябров, стоящих на возвышениях в разных местах. Тут было много музейных ценностей: картины кисти Федотова, Орова, Сомова, скульптуры Шубина, Трубецкого, Голубкиной, миниатюры. На полках, когда-то, видимо, служивших для хранения вина, стояли японские шкатулки, полные золотых и серебряных часов, драгоценных табакерок, вееров и прочих изящных вещиц. Здесь также находились старинные вазы, фарфоровые статуэтки, были и старинные фолианты, манускрипты, другие раритеты.
В подвале — никого. Орловский, держа револьвер наготове, стоял у подножия лестницы, лихорадочно соображая: что же происходит? Ведь кто-то открыл этот тщательно замаскированный люк наверху и не так давно зажег здесь в канделябрах едва оплавленные свечи.
— А вот и рака преподобного отче Александра, слава Тебе, Господи! — воскликнул отец Феопемт, указывая рукой.
В нескольких шагах от них стоял саркофаг, заставленный чашами, подсвечниками, другой церковной утварью из серебра, отсвечивая стенками, отделанными чеканкой, барельефами фигурок ангелов, апостолов, святых праотцев. Батюшка подошел, опустился перед саркофагом на колени, требовательно взглянув в сторону Орловского.
Разведчику ничего не осталось, как убрать револьвер в карман и встать рядом с иеромонахом на колени. Отец Феопемт прочитал несколько стихир из службы Александру Свирскому.
Потом достал из-за пазухи и расстелил на полу плат для мощей. Он вытащил из кармана брюк складной нож со множеством приспособлений, которым извлекал себе пулю из раны под Лодейным Полем. Открыл в нем отвертку и вывернул в основании саркофага почти незаметные винты, крепящие заслонку потайного отделения. Батюшка приготовился отодвинуть ее, чтобы извлечь из раки мощи…
И тут позади них раздался зычный голос:
— Ограбить Гаврилу задумали?
Орловский сразу узнал голос Туркова, но не тронулся с места, понимая, что тот наверняка держит их на прицеле, и спокойно пошутил:
— Здравствуй, Мирон Прохорович, чего на службу не ходишь?
— Стой на коленках не двигаясь, Орлинский, — мрачно проговорил Турков, — не то башку продырявлю. Узнал уже, что Гаврила и Турков одно лицо? Неважно.