На улице со стороны покосившихся ворот подворья Куренка в кустарнике притаились в засаде Захарин и Мари. По плану, разработанному Орловским и согласованному с Силой Поликарповичем, они должны были дождаться, когда Затескин выйдет с кем-то из покупателей сапфира или посланников Гаврилы, чтобы проследить за ними. В любом случае Затескин не должен был брать с собой «Крестовик», а лишь морочить голову бандитам для определения места их главного пристанища.
Кирасир. и Гусарка внимательно наблюдали вечером и в начале ночи за всеми передвижениями бандитов от подворья и обратно. Сначала словно полоумный из дома вылетел Филька, потом он возвратился вместе со Шпаклей, одетым по-гаврилкинскому фасону в кожаные куртку и картуз, и с Косопузым.
Теперь, уже под утро, полковник и Мари увидели, как на улочку первыми выскочили Косопузый и Сенька Шпакля. Эти двое были, по разумению наблюдателей, представителями Гаврилы, клюнувшего на сапфир. И хотя Силы Поликарповича вместе с ними не оказалось, разведчикам требовалось проследить их обратную дорогу, которая могла привести к главарю.
Однако Косопузый и Шпакля, тут же попрощавшись, направились в разные стороны. Пришлось и филерам разделиться: Мари пошла за Косопузым, Захарин — за Сенькой.
Косопузый энергично зашагал по предрассветному Лиговскому проспекту к центру, не обращая внимания на иногда мелькавшую позади женскую фигурку. Он добрался до Николаевского вокзала, где купил билет на отходящий в Москву поезд, сел в него и с безмерным счастьем отбыл из треклятого города.
Полковнику пришлось устремиться за Шпаклей на извозчике, потому что Сеня в неблизкий, видимо, путь взял со стоянки пролетку. Его «эгоистка» переехала мост через Обводный канал и покатила по продолжению Лиговского проспекта, скоро выехав за город. Петроградские предместья вдоль дороги тянулись уже в синеющих предутренних сумерках.
Дорога вела в направлении станции Колпино, пока пролетка со Шпаклей после сельца, на въезде в которое стоял столб с фанерной вывеской «Марлево», не свернула на проселок, усаженный вековыми липами. На этой аллее повозку с Захариным могло быть видно издалека, поэтому он соскочил на землю, отпустив извозчика.
В конце аллеи вдали, как и положено в образцовом русском садово-парковом хозяйстве, виднелся барский дом с колоннами. Около него остановилась пролетка Сеньки, и он сошел. Захарин, прячась за мощными стволами, пробрался ближе к сердцу усадьбы.
Здание особняка, которое полковник увидел перед собой, несло печать всех невзгод и буйной радости взбесившейся толпы: везде выбиты оконные стекла, кое-где небрежно заколоченные теперь досками, на белой колоннаде — щербины от пуль, похабные надписи углем. Каретные сараи, помещения бывших конюшен, амбары вокруг стояли с расхристанными воротами, проломами в стенах и крышах. Вместе с валявшимся на дворе хламом, кострищами и тому подобной неприглядностью все это теперь больше напоминало брошенный бивуак армии на марше или таборное место.
Ясно было, что в усадьбе проживала орда, не больно взыскательная к удобствам. Кое-кого из нее сейчас можно было рассмотреть спящими там и сям едва ли не на голой земле, закутанными во что придется. Некоторые, видно, сшибленные вином, вот так внезапно упали и заснули.
Пролетка Сеньки отъехала. Шпакля исчез в доме. Захарин, одетый в старую тужурку и порыжелую кепку, решил, что может под видом случайно забредшего сюда прохожего осмотреть особняк с разных сторон. Он подошел ближе и увидел задрепан-ца, посиживающего на ступеньках огромного мраморного крыльца, тот щурился на встающее за липами солнышко и покуривал «козью ножку». Отер-хан уперся взглядом в Захарина, поэтому Владимиру Петровичу пришлось приблизиться к нему и развязно поздороваться, держась попроще.
— Здорово, коль не шутишь, товарищ, — бойко отвечал тот, — ищешь ковой-то?
— Нет, просто шел я в Марлево да завернул в аллейку, на дом полюбоваться — уж больно хорош…
— Буржуи жили — не тужили, простые люди им понастроили еще не такие дворцы-то.
Захарин присел с ним рядом, делая вид, что с интересом оглядывает усадьбу, спросил:
— Похоже, товарищ, теперь тут какое-то общественное учреждение?
— А как же? Гляди туда.
Полковник взглянул по направлению грязного палица собеседника и увидел на стене около разбитых дверей парадного входа кособокую картонную табличку с надписью: «Отделение Петроградской трудовой коммуны».
— Как это понимать? — продолжал прикидываться простаком Захарин. — К примеру, товарищ Зиновьев является председателем Совнаркома Петроградской трудовой коммуны, то есть управляет Петроградом, как раньше градоначальник или генерал-губернатор. А у вас что за Отделение?
— Потому как мы — ото всех отделённые! Это умные головы у нас надумали, начальники наши. Не могу тебе объяснить в масть полностью. В общем, мы — коммунары, коммуния у нас.
— Это понятно. Трудитесь сообща, значит, сообща и живете во славу новой жизни.
Задрепанец подозрительным взглядом впился в лицо кирасира, дыхнул на него смрадным дымом махры и выпалил:
— Ты чего плошки-то уставил? Чего вопросики задаешь? Откель ты, дармогляд? — Он вдруг цапнул Захарина за тужурку и заорал: — Братцы, шухер! Все ко мне, держу легавого!
Одной рукой отерхан крепко сжимал борт тужурки полковника, а второй выхватил нож. Захарин ударил его в лицо, тот отлетел и покатился по ступеням.
Двор вмиг ожил и панически задвигался, как бывает на вокзалах при облаве. Полковник увидел, что несколько задрепанцев кинулись к нему с разных концов. Он выхватил револьвер и не целясь, а больше для острастки, разрядил в них весь барабан.
Нападающие залегли. Полковник опрометью бросился в аллею, сзади по нему громыхнули револьверные, винтовочные выстрелы. Когда Захарин добежал до середины строя величественных лип, от дома вдогонку затарахтел пулемет!
Полковник кинулся наземь, скатился с аллеи в кусты на обочине и, продираясь сквозь них, низко пригнувшись, добежал до шоссе. Тут он осмелился выпрямиться и рысцой припустился к недалекой деревне Марлево.
С ее околицы Владимир Петрович увидел лицо бабушки за калиткой первой избы, подошел к ней и попросил испить водицы. Старушка ласково улыбнулась, ушла в дом и вернулась с кружкой воды.
Захарин пил, выравнивая дыхание, а старушка участливо осведомилась:
— С коммунии бежал?
— Да, бабушка, негостеприимно приняли.
— Эх, мил человек, хорошо еще отделался, а то ведь и убить могли.
Полковник вернул ей опорожненную кружку, поинтересовался:
— Какие же это коммунары?
— Обнаадовенные, барин. Все как один бандиты да бродяги. У них оружиев полным-полно, бабы — лишь гулящие.
— Чем же они живут, бабушка?
— Обнакновенно — вечером ножики точат, утром денежки считают.
У Владимира Петровича сомнений не осталось, что он, выслеживая гаврилку в «форме», угодил в бандитское гнездо, замаскированное под трудком-муну, чтобы как-то объяснять этакое скопление разбойных людей.
Глава четвертая
В это утро Орловский, полковник и