Смотрю на часы. Пять вечера. Рано он. Мать работает до восьми, он — до половины восьмого.
Какого черта принесло сейчас?
Хорошо, хоть дверь закрыла.
— Лика… — ручка двери опять дергается, навевая дурные ассоциации с недавно увиденным хоррором про зомбаков. Там тоже вот так ручка дергалась, и дверь трещала, едва сдерживая чудовище.
Прямо мой вариант! Из жизни!!!
— Лика! Открой! — голос отчима набирает силу и нетерпение, дверь все яростнее трясется, — я кому сказал! Я с работы пришел, усталый! Есть хочу! А в холодильнике пусто! Так ты о папочке заботишься?
О-о-о-о… Как тошнит от этого его сального “папочка”!
— В холодильнике суп, — холодно говорю я, — я устала, у меня завтра экзамен.
— Ну вот налей и разогрей! — рявкает он, — почему я должен это делать? Растил ее, понимаешь ли, растил, лучше, чем о родной дочери заботился! А она даже тарелку супа налить не может!
— Я готовлюсь! — повышаю я голос, — сам налей!
— Ах ты, дрянь! — он сильнее дергает ручку, — а ну, открывай! Хамка какая!
Молчу, вцепившись в ножку стула с такой силой, что пальцы белеют от напряжения.
Если сломает дверь, швырну в него стулом.
Никаких иллюзий по поводу того, для чего отчим ломится в мою комнату, я не испытываю. Все иллюзии, так же, как и мое счастливое детство, давным давно развеялись в табачном дыму, провонявшем нашу двушку.
Страх мутит сознание, взгляда не отвожу от дергающейся ручки. И благодарю бога, что вчера сидела полдня с замком, меняя старый, расшатанный, на новый. Стипендия пришлась кстати, и я немного потратилась.
И теперь думаю, что это было очень удачное вложение.
— Лика… — неожиданно меняет тональность отчим, ласковым таким становится… Тварь. — Ну что ты меня боишься, девочка? Я же люблю тебя…
О-о-о… Теперь точно стошнит…
Ну вот что мне делать?
Сбежать я отсюда не могу, отчим — здоровенный мужик, под метр девяносто, мимо него не прорваться.
Вообще удивительно, как я до сих пор умудрялась… Везло, наверно. Да и он так не наглел. А тут что-то совсем с катушек съехал.
Через окно прыгать? С третьего этажа? Ногу сломаю и в больничку лягу. И это еще будет отличный вариант!
Отдохну хоть.
Звонить в полицию?
Так он мне ничего не сделал. Нет… Как это? Состава преступления, вот. Я пыталась уже аккуратненько узнавать, ходила к участковому…
Мне сказали, что “нет тела, нет дела”. Короче говоря, надо ждать, пока отчим меня изнасилует, тогда и приходить.
Или с матерью приходить, чтоб свидетельствовала.
Я себе тогда представила эту картину… Развернулась и пошла прочь.
Это было пару недель назад.
Как раз, после того, как отчим поймал меня в узком коридоре и насильно облапал за грудь. Скотина.
До этого тоже много чего было, но такое… Аккуратное. К делу не пришьешь. И ничего не докажешь. В первую очередь, матери не докажешь.
Я год назад, когда первые, вполне однозначные признаки начали появляться, ей говорила.
Была отхлестана по щекам, потому что “сучка малолетняя, ходит тут, жопой трясет”.
После этого как-то желание посидеть у мамы на коленках, и без того не особо активное, пропало окончательно.
Ну вот не получилось у меня счастливого детства, не срослось.
Мама всю жизнь, сколько помню себя, меня шпыняла, словно мстила за что-то. Может, за загубленную молодость, или за отца, который бросил ее беременную… Не знаю. В свое время долго переживала, мучилась даже. А потом как-то все на нет сошло.
Мы жили в состоянии холодного равнодушия все эти годы.
Я ждала, когда смогу начать зарабатывать и уеду отсюда.
Она, похоже, ждала ровно того же.
А потом появился отчим.
— Ли-ка… — черт… Ну какой настырный! — Открой… Я сегодня получил зарплату. Хочешь юбочку? Или трусики?
Скотина!
— Уходи! Ничего не хочу! А трусики мне парень мой купит!
— Какой еще парень? — удивляется отчим настолько, что даже дверь перестает дергать. — Ты с ним спишь? Лика? Или нет пока? Что он с тобой делал? А? Расскажи…
За дверью теперь подозрительное шуршание…
Не хочу думать, что он там делает! Не собираюсь!
Зажмуриваюсь изо всех сил.
Я бы и уши руками закрыла для верности, чтоб не слышать этого мерзкого вкрадчивого шепота из-за двери, но не могу. Стул держу.
Единственное мое средство защиты.
— Лика… Открой… А ну, открой, дрянь! — снова срывает отчима с катушек, — я матери расскажу, что ты передо мной жопой вертела! Сама!
Сволочь, урод какой!
Слезы льются по щекам, я забираюсь с ногами на диван, цепляюсь за стул, как за самую последнюю свою надежду.
Мое бревно, удерживающее над водой рядом с тонущим кораблем.
Если отчим ворвется, я буду драться. До последнего. Убью его. И сяду в тюрьму. Лучше там, чем так, как сейчас!
Занятая своими бедами и жуткими мыслями о скором тюремном будущем, я не сразу понимаю, что в нашу какофонию врывается еще какой-то звук.
Грохот, нарастающий, сильный такой.
Кто-то ломится в дверь!
Боже, неужели, полиция? Может, соседи вызвали?
Отчим, прекратив дергать ручку, испуганно замирает, видимо, тоже приходя к выводам, что кто-то на него настучал.
— Ты полицию вызвала, сучка? — шипит он, но я молчу.
И прислушиваюсь.
Не полиция, нет… Полиция так не рвется в квартиры… Наверно… Что я знаю о полиции?
Шаги отчима удаляются по коридору, слышу, как он тяжело топает, ругается на ходу. Как спрашивает “кто там”.
А затем грохот становится оглушающим!
Отчим кричит, и это явно крик боли!
И я бы в любой другой момент порадовалась, но сейчас мне страшно! Страшно, страшно, страшно!!!
Потому что наша маленькая квартира сотрясается от тяжеленных шагов. Мужчин. Нескольких. И это явно не полиция!
Кто это?
Шаги приближаются к моей двери, вскакиваю на диване, выставляя перед собой стул…
А затем дверь распахивается! Легко! И замок, только вчера купленный и поставленный, тот, что устоял перед натиском отчима, просто вырван с корнем!
Не выдерживаю, с криком