— Чучело! Ты что учудила? Ты что устроила? Сорвала отбор невест! Князь уже хотел со мной танцевать, а тут эта в зал влетела, юбку задрала на голову, уродина, дура! Всех нас опозорила. Хорошо, что никто не знает, да Марьяна из вредности донесёт, ой горе мне! Князь тебя прикажет до смерти запороть и нас накажет!
Радмила вопит, орёт и кидает в меня всё, что под руку попадает.
Покраснела как рак варёный, и шляпка смешно трясётся на высокой причёске, но мне не до смеха, с такой яростью дурында и пришибить может. Уворачиваюсь от ножниц, летящих в меня, прячусь за креслицем и воплю что есть силы в своё оправдание:
— Это не я! Это какие-то парни! Они меня опозорить хотели!
— Как же! Ты это, специально нас опозорить решила! Тебе-то что, в позоре родилась, в позоре и подохнешь! Мама, сошли её от стыда. Умоляю! Убери её из дома, чтобы духу не было. Если кто-то от князя приедет и её у нас увидит, ужас-то какой!
Вроде ж сама там была, всё видела, а меня крайней делает!
— Я не виновата!
Тётка стоит посреди комнаты, руки в боки, злобно зыркает на меня, того и гляди кинется.
Но она зло процедила то, о чём так долго думала, как купчиха, не желает упускать выгоду, я для неё товар, как корова или овца в базарный день? Радмилка не пошутила, правду сказала?
— Виновата! Есть у меня один покупатель, Ксенька платье новое дошивает, и продадим её замуж, а то и в крепостные, от греха подальше. Ишь, чучело и есть! Ох, отец не дожил, а то бы сам выпорол! Решено, продам её за сходную цену, пшла, отсюда, шалава, чучело, глаза б мои тебя не видели боле!
— Неправда! Радмила всё видела, но обманывает! Меня опозорили, а теперь ещё и наказывать?
— Скоро за тобой приедут. Вот именно, не тебя, а нас опозорили. Пока мало кто знает о случившемся, надо избавиться, а то после только в прорубь, дурынду такую. Ой, горе! За что такое наказанье свалилось на мою голову. Я же её кормила, поила, шитью отдала учиться, а она вон что, смотрины расстроила, отомстила Радмиле за доброту!
С этими напутствиями Ана вытолкала меня из комнаты и приказала увести в холодный чулан.
Видать, решили не портить товар, и бить не приказали. А и всё равно, не наказали и то хорошо. Кухарка быстро сунула мне малюсенький кусок кулебяки в руку и бутыль с морсом, а старый лакей сделал вид, что не заметил.
— Сиди теперь, эх! Вот она крепость-то проклятая, люди мы подневольные, может, хоть повезёт, тебе Ксеня, замуж выйдешь. А пока сиди тихо, пока тётка смилостивиться не изволит…
Проводил в холодный подвал и захлопнул дверь.
— Легко отделалась! У, Радмилка, всё переиначила, злобная какая, выдали б тебя неудачно замуж, потаскал бы муж за косу, узнала б, как это жить во страхе!
Обо мне забыли, ни еды, ни воды.
— Что б вам злодеюки, также прилетело, бог-то он всё видит, за всё заставит заплатить, — прокричала поздним вечером в двери. Долог день до вечера, коли делать нечего. Ещё дольше ежели голодом сидеть, да в холодной коморке…
Глава 3. Жених
Ранним утром тётка влетела в коморку и силой выдернула меня из-под вороха тряпок и старой овечьей шкуры.
— Фу, какое мерзкое место! Женщина, ты в своём уме? В хлев привела? Какое отрепье мне собираешься всучить! — в меленькой, холодной клетушке в подвале барского дома, как гром среди морозной ночи раздался ужасно хриплый голосина!
Она не одна заявилась?
Значит, это не шутки? Точно продать решилась, Ана тут же и подтвердила:
— Тише, тише! Да холодно, но в холоде товар-то лучше сохранится! — не менее противный голос «тётки» усмиряет незнакомца.
Я для неё товар?
Тоже мне новость. Она меня давно за лошадь держит.
Не стыдилась бы соседей, давно бы запрягла и заставила пахать в огороде.
— От неё воняет! — мужик брезгливо поморщился, но продолжает разглядывать меня с любопытством.
— Не от неё, а от шкуры. Ну светите, огонь-то у вас! Вот она, кобылка наша необъезженная! Отличная партия, хоть в работницы, хоть в жёны. Непорченая, следим за ней денно и нощно!
Меня бьёт дрожь от холода, что и слова сказать не могу, мысли где-то замёрзли. Руки сами тянутся к тряпкам, чтобы снова укутаться. Но Ане мало, она рванула на спине тонкую, старую рубашку, и та с треском расползлась.
— А-а-а-а! Не надо! Оставьте! — ору, что есть сил, вырываюсь из её крепкой хватки, но тут же со всей её дури получаю оплеуху и с грохотом валюсь на топчан. А посетитель похрюкивая наслаждается моим позором.
Ана деловито поясняет, с чего решила оголить, оказалось, товар показывает «лицом»:
— Вот шрамов нет, пороли, но осторожно! Берите, иначе другому продам! Он уж очередь из женихов-то, да вас из уважения первым пустила!
— Документы, говоришь, в порядке? У неё точно есть какой-то князь в роду? Ежели обманешь, то не пожалею, спалю дом твой под чисто до пепла!
На этот злобный тон, тётка только сплюнула и перекрестилась:
— Истинно! Документы самые настоящие, ну что метку поставишь, деньги заплатишь? — хозяйка перешла на громкий шёпот.
Пытаюсь прикрыться, полумрак комнаты скрывает стыд, но теперь уже мужик, больно вывернув мою руку, заставляет встать перед ним.
— Послушная?
— Обижаете, сударик! Столько мы старались дурь из неё выбивали, да вы ж не девку, а её бумаги покупаете, какая вам разница?
— Такая девка в хозяйстве пригодится. Но она и не уродина, даже миловидная! Там бы проверить, не порчена? — пока говорит, его глаза прицениваются, руки с жадностью скользят и больно сжимают грудь. — Прикройся, я тебя забираю. Сделаю своей женой! Слышала? Княжна Ксения, станешь жить как боярыня. Люблю покорных и скромных. Покупаю.
Он резко отпустил руку, и я скорее схватила единственное уцелевшее платье с верёвки и через голову натянула на себя. Сопротивляться бесполезно, Ана меня выпорет на конюшне с превеликим удовольствием.
Сразу не уловила суть слов, он не крепостную берёт? А как жену?
Княжна?
Я?
Это что такое тётка ему наврала?
Никогда ж я княжной не была, никто меня так и не называл.
Приживалка, бастард, нагулянная шалава, а вот княжна - впервые слышу.
Не успела