Аня сгребла в кучу письма, разложила от первого к последнему, пробежалась по строчкам.
«Милый Пекка, сегодня мне снился странный сон про тебя. Будто ты мне совсем чужой и забыл, что я твоя сестра…»
«Пекка, а помнишь, как мы убегали от грозы, а потом ты сочинил ту колыбельную про злого Турсо?..»
«Обойти нельзя Вуоксу, перейти нельзя Иматру…»
«Лучше бы ты тогда бросил меня в огне, рядом с мамой…»
«Лучше бы ты и правда меня забыл…»
На бумагу упала капля, и карандаш растекся, буквы поплыли. Аня оглянулась, смахивая слезы, и увидела, как все предметы в комнате взмыли в воздух и парят, тихонько дрожа в солнечных лучах, — или они светились сами по себе? Она протянула руку — но не отталкивая, а подзывая, и коробок длинных каминных спичек лег в ее ладонь.
Пламя в камине занялось быстро. Письма сгорали одно за другим, съеживаясь черными комками и рассыпаясь золой. С каждым сожженным письмом Аня чувствовала, как освобождается, будто кто-то отстегивал очередной пыточный ремень или распутывал узел. Вот осталось последнее. Аня перечитала его, хотя помнила наизусть каждое слово.
«Пекка, как ты там? От тебя нет ответа. Мне твердят, что там, где ты сейчас, не разрешают писать письма, но мои ты получаешь. Я продолжаю ждать и надеяться. Все это случилось из-за меня, а ты пожертвовал ради меня всем. Прости, если можешь. Кто знает, вдруг жизнь даст нам шанс начать все заново? Убежать туда, где я никому не причиню вреда, а ты заживешь наконец как нормальный человек. Я хотела бы увидеть тебя счастливым. Увидеть твою семью, детей. Но еще больше — чтобы ты меня забыл. Или чтобы меня вообще никогда не существовало. Если бы одержимая демонами младшая сестра не висела на твоей шее грузом, ты смог бы стать свободным. Пожалуйста, забудь меня и просто живи дальше. Женись, построй дом, заведи детей. Ты имеешь право на счастье».
Если убегать от прошлого — так до конца. Все эти глупые слова, которые Аня писала, изнывая в заточении, были для Пекки, но Пекка уже никогда их не прочтет. И не простит ее. Единственное, что ей оставалось, — простить саму себя и как-то жить дальше. Но если она бросит и это письмо в огонь, последняя нить оборвется. А ведь она тянется из самого ее сердца.
Пламя опало, спряталось среди дотлевающих хлопьев, а письмо так и осталось лежать у нее на коленях. Аня спрятала его на груди — до поры до времени. Ей нужно было увидеть Макса.
Она вышла из комнаты и спустилась по лестнице, внутренне содрогаясь от того, что снова может наткнуться на чей-то труп. Но по замку сновали только живые люди — прислуга действительно вернулась и уже успела убрать последствия страшной ночи.
Ганс встретил Аню внизу лестницы. Он стоял точно на том месте, где еще недавно лежало тело неизвестной женщины. Пол сиял безукоризненной чистотой, словно ничего особенного не произошло, только ковровая дорожка была другая, зеленая вместо красной. Но металлический запах все еще как будто витал в воздухе, оседал на языке.
— Герр Нойманн? — спросила Аня, стараясь обойти стороной то самое место.
Ганс с поклоном указал ей на неприметную дверь под лестницей. Удивленная, Аня открыла ее и вдохнула затхлую сырость подземелья.
— Туда? — переспросила она.
Ганс закивал:
— Er ist dort. Haben Sie keine Angst [1].
Аня спустилась по крутым ступеням, стараясь не прикасаться к влажным склизким стенам. Здесь было ужасно холодно, словно в подземелье хранилась до поры до времени зима. Аня поежилась, чувствуя, что еще немного — и она начнет стучать зубами.
В гулком каменном мешке эхом раскатывались голоса. Один из них показался Ане смутно знакомым, второй явно принадлежал Максу.
— Ты единственный, кто мне не подчинился. Уникальный человек, — донеслось из глубины подземелья.
Стараясь не шуметь, Аня приблизилась и остановилась за колонной так, чтобы говорившие ее не видели. С низкого свода что-то капало, по обе стороны от ряда несущих колонн скалились решетки. Это была самая настоящая темница. У дальней камеры замерла знакомая фигура.
— Единственный выживший, — говорил другой человек. Аня не могла разглядеть его лица, но голос всколыхнул в ней нечто смутное, полузабытое. Связанное с призрачной надеждой. — Я вернулся домой героем и всем рассказал о том, что видел в Мадриде. И мне поверили.
— Звучит как сказка, — усмехнулся Макс притворно. Аня уже хорошо изучила его интонации, чтобы почувствовать: он по-настоящему нервничает.
— Но так и было, — настаивал второй голос. — Меня долго изучали, чтобы подготовиться к следующей встрече.
— И сколько вас таких?
— Много. И очень скоро другие тоже будут здесь. У тебя просто нет шансов.
— Как у вас получается сопротивляться?
Невидимый голос помолчал немного, будто раздумывая, стоит ли отвечать.
— Выпусти меня, тогда расскажу.
Макс фыркнул:
— Обязательно. Как только узнаю все, что мне нужно.
— Э-э, нет, так не пойдет, — протянул голос, и Аня наконец-то его узнала.
Тот следователь, который допрашивал ее. Тогда она почти ему доверилась, почти призналась — потому что он тоже был с ней откровенен. Ей показалось, что следователь — она никак не могла вспомнить его фамилию — честный и сочувствующий человек. Что он сможет ее понять и защитить. Но теперь он ворвался в замок с оружием наперевес — и погиб Борух. Он наставил оружие на Макса и чуть его не убил. Если бы она не вмешалась, кто знает, чем бы все это закончилось.
— Подумай. Я приду позже,— сказал ему Макс. Развернувшись, он пошел прочь от клетки, заложив руки за спину. Вслед ему неслось:
— Эй! Мы так никогда не договоримся!
Аня вышла из-за колонны, потому что убегать и притворяться, что ничего не слышала, было глупо. Макс словно и не удивился, увидев ее. Приблизившись, поцеловал в висок, спросил притворно строгим голосом:
— Как ты меня нашла?
Аня дернула плечом: сейчас было важно совсем другое.
— Ты ему веришь? — Она с тревогой взглянула в стылую темноту подземелья. Отсюда она не видела пленника. — Разве можно ему верить? Разве можно верить хоть кому-то?..
— Иди сюда.