— Как это вышло?
Макс растянулся рядом с Аней, провел пальцем по ее впалому животу, от пупка вверх.
— Правда хочешь знать?
Аня судорожно кивнула, уже не уверенная, что это хорошая идея. Макс наклонился к ее ребрам, поцеловал три крупных темных родинки, одну за другой. Обхватил ладонью маленькую грудь.
— Однажды выздоравливающий, которому я помог, распустил руки… Впрочем, кажется, ей понравилось. — Макс горько усмехнулся. — Я застал их в саду — до сих пор не могу туда и шагу ступить. Все произошло у нее на глазах, конечно же. Она слышала мой приказ и видела, как солдат, даже не надев штаны, с размаху разбил себе голову о каменную ограду…
Он сжал ее грудь с такой силой, что Аня охнула.
— Макс, мне больно, — простонала она.
Он моргнул, словно очнувшись, виновато и нежно заскользил пальцами по коже, утешая. Затем стал целовать, шепча:
— Прости, прости… Больше этого не повторится, обещаю. Если ты не сделаешь больно мне. Ты тоже пообещай…
Он приподнялся, навис над ней. Аня почувствовала, как его тело теплеет, прижимаясь к ее бедру все теснее, как вздрагивает в нетерпении.
— Пообещай, что не вынудишь меня. Я бы этого не хотел. Пообещай, что останешься со мной. Только со мной.
Когда он снова вошел в нее, Аня уже не сопротивлялась и даже забыла, как это — сопротивляться. Она сминалась под его ладонями теплым податливым воском. Макс делал из нее что-то совсем новое, удобное ему, ладно подходящее под все его желания. Снова и снова волна болезненного, стыдного удовольствия против воли проходила через нее, как электричество. И Аня снова вылетала из тела — только теперь оно было сковано не ремнями, а его руками, измучено ласками, заклеймено поцелуями.
Когда наконец наступила ночь и Макс уснул, уткнувшись лбом ей в живот и прижав к себе ее бедра, она тоже смогла забыться.
Ей снилась камера, в которой она провела два месяца, отсчитывая время между пытками и подбирая слова для следующего письма Пекке. Желтое поле на картине, единственное «окно» в ненастоящий мир, вдруг ожило. Аня шагнула к нему, протянула руку — и очутилась на рапсовом поле. Поле цвело, вокруг жужжали пчелы. Сладко пахло нектаром. Ей было хорошо и тепло — но недолго. Подул сильный ветер, небо враз потемнело. Черная грозовая туча шла с запада, съедая солнце. Запахло близкой грозой, и Аня побежала — но не навстречу, а прочь. Бежать было ужасно трудно: ноги вязли в жирной земле, а руки были заняты. Оказалось, она несла ребенка, завернутого в кучу тряпья. Ребенок надрывался испуганно, туча настигала. За спиной хлопали крылья. Аня обернулась: это были вороны, целая стая черных птиц.
Впереди стояло пугало — Аня побежала к нему, как будто пугало могло уберечь ее от грозы или птиц. Но чем ближе оно становилось, тем яснее Аня видела, что это человек, ребенок, мальчик… Борух. Вот птицы настигли, но не тронули — пролетели мимо. Вместо нее они бросились на Боруха, стали раздирать его грудь, выклевывая сердце. Вскоре вместо него осталась только черная дыра. Аня закричала — и проснулась.
Над ней нависал Макс.
— Что случилось? — спросил он с тревогой. — Плохой сон?
— Нам надо вернуться, — забормотала она, потирая лицо. — Мне кажется, случилась беда… Не знаю, странное чувство.
— Куда вернуться, в замок? Аня, сейчас ночь. Давай, ложись. — Он потянул ее на подушки, снова уложил, накрыв тяжелой рукой. Уткнулся носом ей в шею и зашептал: — Вернемся завтра утром. Засыпай, я рядом… Ничего не бойся.
Но Аня так и не уснула. Она лежала, слушая, как мерно дышит Макс, чувствуя, как вздымается и опадает его грудь, считала по каплям минуты. Тревожный сон все никак не шел из головы. Аня боялась заснуть — не хотелось увидеть что-то похуже.
Но вот наконец ночные тени побледнели и в комнату прокрался зябкий рассвет. Тогда она выбралась из объятий Макса, оделась и вышла во двор, чтобы принести еще дров для очага. А когда вернулась, едва не столкнулась в дверях с Максом. Вид у него был взъерошенный и напуганный.
— Я думал, ты… — Он шумно, с облегчением выдохнул и забрал у нее дрова. — Не уходи от меня, я ведь волнуюсь. Помнишь, ты обещала?
Аня хотела сказать, что ничего не обещала, но проглотила слова, когда он снова ее поцеловал. Ей и не нужно было — все разумелось само собой.
Они затопили камин и позавтракали, болтая о всяких пустяках. Аню тянуло в замок, но Макс никуда не спешил, и пришлось подстраиваться под его ритм. Рука в перчатке по-свойски лежала на ее колене, большой палец оглаживал кожу. Еще не так давно он боялся ее коснуться и робел на пороге ее спальни. Теперь все изменилось.
— Что у тебя с рукой? — спросила Аня.
Макс недоуменно повертел правой, которой только что наколол на вилку кусочек сыра.
— Нет, я про другую. — Аня подняла со своего колена его левую руку, поднесла к глазам, чтобы рассмотреть перчатку. — Что с ней?
— Боевое ранение, — сухо ответил Макс и отнял ладонь. — Не все пальцы могут двигаться сами по себе. Перчатка помогает. Кажется, ты хотела поскорее вернуться в замок?
Аня почувствовала, что снова ступила на запрещенную территорию. Не хотелось расстраивать его, и она поспешно прошептала:
— Прости.
Они вернулись к биплану тем же путем: через реку по каменному мосту, затем — лесной тропой. Всю дорогу Макс не выпускал ее руку, словно боялся, что она действительно способна от него убежать. Биплан дожидался их на поле, готовый к взлету. Макс помог Ане надеть шлем и взобраться в кабину, завел мотор. Когда они поднялись в воздух, в животе снова все оборвалось, но больше Аня не испытывала приятного предвкушения. Все, что могло случиться, уже случилось. Теперь ее беспокоил только сон да еще смутная