Но глядя на лица этих людей, готовых отдать всё за его сына, Рейвен начал верить, что всё будет хорошо. Что новая эра, рождённая сегодня в крови и в огне, будет эрой мира и процветания.
* * *
Темнота, окружавшая меня, была глубокой и всеобъемлющей, но в ней не было страха. Я словно плавал в океане спокойствия, не чувствуя ни боли, ни усталости, ни даже собственного тела.
Время потеряло смысл. Я не знал, сколько проплыл в этой темноте — мгновения или века. Иногда сквозь неё пробивались далёкие голоса, словно доносящиеся из другого мира. Иногда я ощущал прикосновения к телу, которого не чувствовал. Но всё это было неважно, незначительно по сравнению с глубоким покоем, окутывавшим моё сознание.
А затем сквозь темноту пробился свет. Сначала слабый, едва заметный, как предрассветные сумерки. Затем всё ярче, всё настойчивее, пока не превратился в ослепительное сияние, поглотившее всю тьму.
Я открыл глаза и увидел деревянный потолок, освещённый мягким светом. Воздух был наполнен запахами благовоний, лекарственных трав и чего-то праздничного — жареного мяса, свежего хлеба и сладостей.
— Он очнулся! — раздался радостный возглас, и я, повернув голову, увидел Чешуйку, сидящую на краю моей постели. Её кристаллические глаза сияли от счастья. — Папа вернулся к нам!
Сразу же рядом с кроватью появились люди. Мой отец, с изнурённым, но счастливым лицом, сжал мою руку своими ладонями.
— Сын, — только и смог произнести он, но в этом единственном слове было больше чувств, чем в длинной речи.
— Сколько я был без сознания? — спросил я, удивившись тому, каким слабым и хриплым был мой голос. Я даже забыл, когда в последний раз чувствовал себя так плохо.
— Почти месяц, — ответил отец, помогая мне сесть и поднося к губам чашу с прохладной водой. — Твои меридианы были полностью истощены. Целители говорили, что никогда не видели такого случая, чтобы практик выжил после подобного перенапряжения.
Я осмотрел комнату. Это было просторное помещение, с раздвижными бумажными перегородками, украшенными изображениями цветущих веток. Сквозь приоткрытую дверь виднелся внутренний дворик с журчащим фонтаном и ухоженным садом.
— Мы в поместье секты «Небесного Занавеса», — пояснил отец, заметив мой взгляд. — Лучшие целители континента работали над твоим восстановлением. А теперь, когда ты очнулся… — он улыбнулся, — тебя ждут.
— Кто ждёт? — удивился я, пытаясь встать, но обнаружив, что ноги совершенно не слушаются.
— Все, — просто ответил отец. — Но не спеши. Твоё тело ещё не восстановилось полностью. Дай себе время.
Он помог мне облачиться в простую, но элегантную одежду из светлого шёлка, расшитую серебряной нитью. Затем, поддерживая меня под руку, вывел во двор.
То, что я увидел, заставило меня замереть от изумления. Весь сад был заполнен людьми. Я узнавал лица — Мелисса и Рю, Эйден и Рован, Горм и Лиан, Фа Сун и Таррик, и десятки других практиков, с которыми сражался бок о бок против Ацтлана.
Когда я появился, все они поднялись, как один, и низко поклонились, выражая почтение, которого я никогда прежде не видел.
— Что… что всё это значит? — спросил я у отца.
— Это значит, что они признают тебя, — тихо ответил он. — Признают твою силу, твой подвиг, твою роль в освобождении континента.
Никогда не любил излишнего внимания, да и обычно не было времени смущаться. Сделав глубокий вдох, я выпрямился, опираясь на отца, и обратился к собравшимся:
— Поднимитесь, пожалуйста. Я всего лишь выполнил то, что должен был. Как и каждый из вас.
Мелисса первой подошла ко мне, её лицо сияло от радости.
— Мы давно ждали этого дня, — сказала она. — Целители говорили, что ты проспишь ещё минимум неделю, но мы всё равно готовились. Никто не хотел пропустить твоего возвращения.
— Готовились? — удивился я. — К чему?
— К празднику, конечно! — воскликнул Рю, прихрамывая, подходя ближе. Его нога всё ещё была в лечебной повязке. — Мы ждали, когда герой очнётся, чтобы отметить победу как следует!
Теперь я заметил, что весь сад был украшен фонариками и цветами. В центре стояли длинные столы, уставленные яствами и напитками. Музыканты, расположившиеся в углу, начали играть весёлую мелодию.
— Мы все сражались. Все рисковали жизнями, — покачал я головой.
— И многие отдали их, — серьёзно ответил Рован Крейн, приближаясь. — Мой отец погиб, разрушая барьеры Ацтлана. Тысячи других пали в этой войне. И именно поэтому мы должны праздновать победу — чтобы их жертва не была напрасной.
Я посмотрел в его глаза и увидел в них не только скорбь, но и надежду. Надежду на лучшее будущее, за которое его отец отдал жизнь.
— Ты прав, — кивнул я. — Мы должны помнить павших. И строить мир, достойный их жертвы.
Меня усадили в центре главного стола, на почётное место. Рядом сели отец и Чешуйка, свернувшаяся на моём плече в свою компактную форму. Вскоре праздник был в полном разгаре.
Я слушал рассказы о том, что произошло за месяц моего беспамятства. О том, как Альянс установил новый порядок на освобождённых территориях. Как секты и кланы поклялись поддерживать мир между собой. Как люди возвращались в свои дома, начиная заново строить жизнь без страха.
Рован рассказал, как они нашли в подземельях зиккурата архивы секты Ацтлан, содержащие информацию обо всех похищенных родословных и техниках. Теперь эти знания могли быть возвращены их законным владельцам.
Горм с энтузиазмом поведал о планах восстановления городов, разрушенных во время правления Кетцаля. Лиан упомянул о воссоединении семей, разделённых годами тирании.
А Мелисса, сидевшая напротив, лишь смотрела на меня с таким выражением в глазах, будто я был центром вселенной. В эту ночь она была особенно прекрасна — в светлом шёлковом платье, с распущенными волосами, украшенными цветами горного жасмина.
Ночь продолжалась с песнями, танцами и обильными возлияниями — люди наслаждались долгожданными днями спокойствия. Я ел и пил мало — моё тело всё ещё было слишком слабым. Но душой я впитывал всё происходящее, наслаждаясь редким моментом покоя и радости после долгих месяцев борьбы.
Когда большинство гостей разошлось, а некоторые просто уснули прямо на траве сада, я остался наедине с отцом у края пруда, наблюдая за отражением луны в тёмной воде.
— Я горжусь тобой, сын, — тихо произнёс он. — Не только тем, что ты победил Кетцаля. Но