Йорк добился весьма значительных успехов в восстановлении власти совета, подписывая выданные им ордера и указы «Р. Йорк». Он попытался привести в порядок финансы короны, чтобы подобающим образом содержать королевский двор, не делая новых долгов и не опустошая казну. В ноябре он заставил совет принять постановления, сокращающие и реформирующее придворное хозяйство ради пущей экономии и оптимизации расходов. Даже сводные братья Генриха, Тюдоры, обнаружили, что их содержание урезано и что отныне каждому из них придется ограничиться только одним капелланом, двумя оруженосцами, двумя телохранителями и двумя камергерами, то есть свитой, равной по численности свите королевского исповедника. Тем не менее Ричмонд и Пембрук поддержали реформы, осознавая, что их проведение – в интересах короля. На самом деле эти реформы двора были направлены главным образом против королевы, поскольку представляли собой попытку лишить ее средств, которыми она могла бы вознаграждать своих фаворитов, если бы вернулась к власти. Ее придворный штат сократили до ста двадцати человек, а штат служителей принца Уэльского – до тридцати восьми, что дало ей дополнительный повод ненавидеть Йорка. Несмотря на все усилия, которые он предпринимал на посту лорда-протектора, Йорк все же не сумел привлечь на свою сторону большинство пэров. Некоторые из них подозревали его в нечестности и своекорыстии и не спешили ему довериться, а многие до сих пор негодовали на его надменные, высокомерные манеры.
В Рождество 1454 года, как раз когда Йорк довольно успешно решал задачу реформирования системы управления, «король милостью Божьей исцелился», спустя шестнадцать с половиной месяцев выйдя из болезненного оцепенения, «словно человек, пробудившийся после долгого сна». Он не помнил решительно ничего из того, что происходило с ним во время продолжительного приступа недуга, и сообщил придворным, что «до сего мгновения не знал и не ведал, что ему говорили и где он пребывал». Как только к нему вернулся дар речи, он повелел отслужить благодарственную мессу в часовне Святого Георгия и приказал денно и нощно читать молитвы о его полном исцелении. 27 декабря он повелел своему служителю, ведавшему раздачей милостыни, отправиться в Кентербери с пожертвованием, а своему секретарю – принести дары у раки Святого Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве.
На следующий день, ближе к вечеру, согласно письмам Пастонов,
королева пришла к нему, взяв с собою милорда принца. И тогда он вопросил, какое имя нарекли принцу, и королева ответствовала, что нарекли ему имя Эдвард, и тогда король вознес длани свои и возблагодарил Господа. А затем вопросил он, кто был назначен принцу в восприемники от купели, и королева ответствовала, и король соблаговолил возрадоваться сему. А когда она поведала ему о том, что кардинал преставился, он ответствовал, что впервые слышит об этом.
По свидетельству одного источника, Генрих заявил, что принц «родился не иначе как от Духа Святого», и это вызвало немало непристойного веселья в лагере сторонников Йорка. Однако нет никаких сомнений, что Генрих, нисколько не колеблясь, назвал принца своим сыном. В конце концов, он еще до своей болезни узнал о беременности королевы и не испытывал никаких подозрений по поводу отцовства будущего ребенка, поэтому сейчас у него не было никаких причин сомневаться в происхождении принца. Впоследствии он неизменно будет заботиться о нем, как подобает доброму, любящему отцу.
«Благодарение Господу, – писал Эдмунд Клир, придворный эсквайр, Джону Пастону 9 января 1455 года, – король совершенно исцелился и с Рождества пребывает в добром здравии». За два дня до того епископ Винчестерский и настоятель церкви Святого Иоанна, что в Кларкенуэлле, посетили монарха, «и он изволил говорить с ними столь же разумно, сколь и всегда, и, выйдя от него, они заплакали от радости. И король объявил, что желает добра всем ближним своим и чает лишь, чтобы таковой любви к ближнему преисполнились все его лорды. А сейчас он читает молитвы за утреней и вечерней и служит мессу со всем возможным благочестием».
Тем не менее «Кройлендская хроника» ясно дает понять, что душевное здоровье Генриха так и не восстановилось в полной мере на протяжении нескольких лет после того, как он пришел в себя, и есть другие свидетельства, что он так до конца и не исцелился от тяжелейшего нервного срыва. В течение всей жизни его будут преследовать краткие периоды помрачения рассудка. В 1461 году автор «Кройлендской хроники» писал: «Много лет король страдал умственной немощью; душевная слабость не покидала его долгое время». Болезнь изменила его. Он сделался более отрешенным и погруженным в себя и стал искать утешения в религии; кроме того, из-за своего недуга он оказался почти совершенно беспомощным и зависимым от деспотичной жены и вечно враждующих аристократов. Королевская власть отныне будет находиться в руках не просто безвольного, нерешительного короля, но короля, ослабленного долгим психическим заболеванием, которое в любую минуту могло вернуться.
Часть II
Войны роз
13. Войны роз
Протекторат Йорка оказался слишком коротким, чтобы предпринятые им реформы совета и королевского двора возымели хоть сколько-нибудь продолжительное действие. 9 января 1455 года король, к удивлению и восторгу всех присутствующих, неожиданно прибыл в парламент, потом поблагодарил членов парламента за верность и заботу и освободил Йорка от должности лорда-протектора. После этого под радостные крики своих сторонников из лагеря Ланкастеров он распустил парламент. Бенет говорит, что Йорк официально ушел в отставку, передав свой пост королю «в Гринвиче, а до того целый год правил страной отменно, благородно, чудесным образом замирив всех мятежников и злодеев, поступая по закону и не проявляя излишней жестокости, на удивление справедливо и милосердно, и покинул свою должность, снискав почет и любовь англичан».
Как только Йорк был смещен с поста, приверженцы Ланкастеров обрушили возмездие на его сторонников. Солсбери освободили от должности, а лордом-канцлером назначили вместо него архиепископа Буршье, который стал осмотрительно соблюдать нейтралитет, хотя впоследствии примкнул к йоркистам. Верховным казначеем сделался фаворит королевы, Уилтшир, а герцог Эксетер был освобожден из заточения. Разумеется, королева, не теряя времени, потребовала, чтобы король выпустил из Тауэра Сомерсета, и 16-го герцог вышел на свободу; ему тотчас же вернули отнятые Йорком должности лорда – верховного констебля Англии и капитана Кале. «Герцог Сомерсет, – писал Бенет, – снова сделался главой правительства